Крис Краус - I love Dick

Когда я вчера доехала сюда, дом был завален снегом высотой в три фута. Трубы замерзли, поэтому я сру на улице и готовлю кофе из прокипяченного талого снега. Пока я писала все это, Том Клейфилд и его жена Рене привезли мне дров. Резкая смена кадров: зимнее пальто и перчатки, ледяное дыхание, мы бросаем бревна на землю. Внезапно настало Время Выживания В Великих Северных Лесах – неизбежная составляющая здешней жизни, ни хорошо, ни плохо, просто переносит тебя в другое место… Но даже несмотря на то, что эта зима – реальная, она не кажется и наполовину реальной в сравнении с этим … По крайней мере пока.

До того, как приехал бедняга Том Клейфилд (тридцать два года, потрепанное лицо, и оставшиеся зубы полностью сгнили), я собиралась написать тебе о Первом Лице. Разница между сейчас и пятнадцатью годами раньше состоит в том, что вряд ли тогда я была способна записывать хоть что-то от первого лица. Я должна была расшифровать саму себя, потому что, сколько бы я ни пыталась писать от первого лица, это то звучало фальшиво, то выносило на поверхность самые банальные, самые невротические стороны моей личности, от которых я так стремилась избавиться. Теперь я не могу перестать писать от первого лица, такое ощущение, будто это мой последний шанс в чем-то разобраться.

Сильвер продолжает обобществлять мой опыт с тобой. Он навешивает на него ярлыки, придуманные другими людьми, – Адюльтер в Академии, Джон Апдайк встречает Мариво… Факультетская Жена Набрасывается На Коллегу Мужа. То есть предполагается, что в женскости, в желании есть нечто по природе своей гротескное, аномальное. Но мой опыт с тобой – настоящий, и такое происходит впервые.

(Уместным ли будет сейчас сказать, как я постоянно теку с момента нашего телефонного разговора восемь дней назад? Во время разговоров, за письменным столом, в школе, в спортзале, в строительном магазине – эта часть меня плавится и раскрывается.)

Возвращаясь к Первому Лицу: я даже придумала художественную теорию о моей невозможности его использовать. О том, что я выбрала кино и театр – два вида искусства, полностью построенные на столкновении, достигающие смысла только за счет противоречий, – поскольку никак не могла поверить в цельность/превосходство Первого Лица (то есть себя самой). Что для создания повествования от Первого Лица должно быть четкое «я», или амплуа, и отказываясь верить в это, я сливалась с обрывочной реальностью настоящего. А теперь я думаю: ладно, пусть так, нет зафиксированного «я», но само «я» существует, и с помощью письма можно каким-то образом проследить его движение. Что, возможно, текст от Первого Лица так же фрагментарен, как и безличный коллаж, но более серьезен: сближает изменения и раздробленность, сводит все к точке, в которой ты действительно находишься.

Я не знаю, что буду делать с написанным, и я не знаю, что буду делать, если твои, Дик, личные обстоятельства помешают нам выйти на связь. Перед тем как начать писать, я на секунду представила сцену из будущего, когда через две недели я приеду к тебе: как на следующий день буду лежать одна в кровати в номере «Пирблоссом Бест Вестерн» с бутылкой скотча и двумя упаковками «Перкосета». Но когда меня посещают (редко) мысли о суициде, то это оттого, что я застряла, а сейчас я чувствую себя живее всех живых.

И все, чего я сейчас хочу, это чтобы ты по крайней мере прочел это и хоть чуть-чуть понял, что ты для меня сделал.

С любовью, Крис

А потом все случилось практически точь-в-точь, как я себе представляла. Заранее продуманный свет и музыка, дымный поцелуй, постель. Слепящее солнце в дороге на следующее утро. Скотч в мотеле, «Перкосет». Но это всего лишь рассказ. Реальность – в деталях, и даже если ты можешь предсказать, что произойдет, невозможно предугадать, что ты почувствуешь.

Только спустя одиннадцать месяцев после нашего приезда я смогла написать тебе это письмо. Вот как оно начиналось:

«Пирблоссом Бест Вестерн»

24 февраля 1995 года

Дорогой Дик,

вчера днем я ехала в сторону озера Каситас, охваченная горем и яростью. Я еще не плакала, слезы только начали скапливаться в уголках глаз. Но меня, потрясенную, трясло так, что я не различала перед собой дорогу и не могла держаться в правом ряду…

Энн Роуэр говорит: «Когда пишешь в реальном времени, приходится сильно править». Наверное, она имеет в виду, что каждый раз, когда пытаешься написать правду, она меняется. Происходит что-то еще. Информации становится все больше.