Николай Лохматов - Булатов курган

Петр только хотел сказать, что это-то он хорошо понимает, да вот только не может, сил нет, а на тракторе бы до утра пахал. Но его опередил Кондрат.

— В жизни, брат, надо разуметь что к чему, тогда и толк будет. Возьмем, к примеру, наши поля. Поотощали они… Но мало кто об этом беспокоился. Горбылеву, Ивину или Бадейкину наплевать на это. Подумаешь, поля… Они и так урожай давать будут. Дудки! Без рук человека не обойтись! Подкорми землицу — она в долгу не останется. С лихвой отплатит. — Кондрат бросил цигарку и взглянул на парня. Вот и ты хороший тракторист. А подумал хоть раз о земле? Боюсь, что нет. Пашешь, и ладно. Так далеко не попрешь. Люби землю, она кормилица наша. Ее жалеть надо, как мать родную. Уразумей, Петруха, без земли мы ничто.

Последние слова его прозвучали, как упрек. И они больно отозвались в душе парня.

Из оврага показались женщины. На их плечах, как копья, поблескивали очищенные землей вилы. Впереди шли Варвара и Надя. Они о чем-то горячо разговаривали, смеялись. Петр с нескрываемым интересом следил за девушкой.

— Вот и пожаловали наши землеробы, — кивнул в сторону приближающихся женщин Кондрат. — А к разговору этому, Петруха, еще вернемся. Ты только подумай хорошенько о земле-матушке.

Петр промолчал. Мысли его сейчас были о Наде.

— Как, мужики, уморились? — послышалось сразу несколько голосов.

— Лошадей подкармливаем. — Петр приподнялся с хомута, неловко заулыбался.

— Это что же, механизатор-то на живом тракторе пашет? — засмеялась Надя.

— Конь и трактор — родные братья, — нашелся Петр.

Кондрат подошел к лошадям, потрогал спины. Просохли.

— Ну как, закончили там? — спросил он, кивнув в сторону оврага.

— Вроде все. Можно боронить и сеять, — ответила Варвара.

— Этим через пару деньков займется Петруха. Облом ной будет овес.

— Все-таки решил?

Кондрат не отозвался.

Женщины положили вилы. Присели кто куда.

Над полевыми болотцами кувыркались чибисы. Сырой, знобкий ветерок относил их крик за овраг.

— У меня к тебе дело, Кондрат, — прервала молчание Варвара. — Изба моя вконец разорилась, чинить надо.

— Ну что ж, попробуем. Вот отсеемся и за дело.

Петр сбросил пиджак, подошел к лошадям.

— Ты что? — удивился Кондрат.

— Запрягать пора.

По пастбищу пестрым ручьем потянулось стадо. Дымились пригнувшиеся к обрыву Оки молодые ветлы.

Варвара стояла перед зеркалом, расчесывала волосы. После мытья они были мягкие, волнистые, рассыпались по плечам, приятно щекотали щеки.

На лбу заметнее обозначились морщинки. Варвара, отложив гребень, провела по ним пальцами. Куда ушла ее молодость? Кому она отдала свое счастье? Так и придется ей коротать жизнь бобылкой.

«Только и живу одними думами да прошлым. А годы бегут, не удержишь». Припомнилась последняя встреча с Земновым за садом, его слова. «Простил ли он меня?» — размышляла Варвара.

Солнечные лучи осветили потемневшую бревенчатую стену, потянулись к потолку, заиграли на челе выбеленной русской печи, которая казалась совсем новой. «Снова вечер — и опять одна. Так будет завтра и послезавтра…»

Дверь распахнулась, на пороге показался Кондрат.

«Как в сказке. Только подумала, и принц явился», — мысленно пошутила она, а уголки губ насмешливо загнулись вверх.

— Проходи! Нынче, признаться, не ждала тебя. — И она поспешно начала заплетать косы.

Кондрат все еще стоял у порога. На него пахнуло каким-то особым домашним уютом. В избе было чисто. Пол светлый, вероятно, долго скребла косарем. Занавески накрахмалены, постель прибрана.

В простенке между окнами висела большая застекленная рамка с фотографиями. В центре ее Кондрат увидел и свой портрет. Бумага уже успела пожелтеть. Он стоял возле сидевшей Варвары, она была в белой кофточке, черной юбке, модных туфлях на высоком каблуке. На грудь ее спадали две светлые косы. Она выглядела совсем еще девочкой. Фотографировались они более двадцати лет назад, перед уходом Кондрата в армию.

«Сохранила. Значит, дорого ей наше прошлое». — В его груди тоскливо толкнулось сердце.

— Что стоишь? — обернулась к нему Варвара. — В ногах, говорят, правды нет.

— Спасибо, я ненадолго.

Взглянув на сапоги, Кондрат достал стул и, присев у двери, поставил ноги на половик.

— Вот ты, оказывается, какой, а я и не знала. Приучила, видать, к порядку дочь.

— Женский труд надо уважать. Сам испытал. Невеселое дело.

— Это верно. Только пол нечего беречь. Все равно завтра мыть буду.