Николай Лохматов - Булатов курган

Новый порыв ветра с глухим гулом ударился о стену дома, схватил своими страшными невидимыми руками ветлу, вырвал с корнями и, отбросив, пронесся дальше. В то же самое мгновение послышался грохот, точно на крышу обрушилась с неба груда булыжников. Сердце Горбылева оборвалось. Он присел на табурет, не зная, что делать. Зубы мелко застучали. Отчаяние овладело им. Появилось желание закрыть глаза и убежать отсюда по никому не ведомой лесной тропе, где нет ни забот, ни тревог.

Распахнув дверь, с непокрытой головой Горбылев выскочил на улицу. Странно ссутулясь, он почему-то несколько раз обошел вывороченную ветлу и потом уже посмотрел в ту сторону, где должен выситься скотный двор. Но не нашел горбатой соломенной крыши, которую привык ежедневно видеть из своего окна. Только на земле, словно пожарище, чернело большое пятно. Горбылеву показалось, что в грудь бил большой тяжелый кулак и при каждом ударе кто-то настойчиво спрашивал: «Что ты натворил? Что ты натворил?..»

Рассвет наступал настойчиво. Начали подавать голоса птицы, а деревня все еще не просыпалась. Горбылев несколько раз порывался пойти разбудить Жбанову, рассказать ей о случившемся, но не хватало воли. Убитый горем, обессиленный, он опустился на ствол поваленной ветлы, невидящими глазами уставился перед собой. Волнение росло, ныла грудь, путало мысли, а внутренний голос постоянно требовал ответа: «Что ты натворил? Что ты натворил?»

Кто-то подошел, осторожно тронул за рукав. Горбылев даже не шевельнулся, точно поверженный громом.

— Потапыч, — окликнул его старик Цыплаков. — Лошадку б мне в город.

Горбылев схватил его за руку, молча потащил к разрушенному двору. В одну груду были свалены полусгнившие бревна, переломанные ворота, калитка, и все это прикрывала крыша. Из-под нее, точно ребра, выпирали стропила. Ветер отрывал куски соломы, гнал по выгону.

Бледный, с взъерошенной головой Горбылев стоял поодаль от развалин, страшась сделать лишний шаг.

— Не слышно ни звука. Все порешил за один мах, — обернулся он к Цыплакову. — Вот ерунда получилась…

Старик, широко расставив ноги, с усмешкой посмотрел на председателя.

— Как ты думаешь, что мне будет?.. — подавленно спросил Горбылев.

— Бог милостив, не даст в обиду. Стихия всему беда. К тому же куда завфермой глядела?

— Ты что, шутишь?

— Могу подтвердить, если нужно.

Горбылев заспешил ко двору. Взгляд его скользнул по выгону и остановился на ясенях, окаймляющих Мурин пруд. Одного ясеня среди них не было. Его вырвала буря и сбросила в овраг. Горбылев подошел к краю, чтобы взглянуть на поверженное дерево, и чуть не свалился с обрыва. На дне, утопая в высокой отаве, паслось стадо. В стороне с хворостиной в руках стояла Жбанова. Горбылеву она показалась особенно стройной и строгой. Сам того не сознавая, он схватил Цыплакова за воротник и потащил к оврагу.

— Да ты смотри, смотри! — повторял он со странным волнением. — Смотри, где наши коровы.

Улыбку с лица старика точно смыло росой. Глаза его сделались острыми. Но голос прозвучал умиротворенно:

— Я же говорил тебе — бог поможет. Ну вот и… сам видишь.

Горбылев бросился с обрыва в овраг. Ему хотелось схватить Жбанову на руки, пронести ее вдоль деревни, рассказать всем, как она в бурную, бессонную ночь спасла от верной гибели все колхозное стадо. Но вместо этого с трудом выдавил:

— Спасибо тебе, Анастасия Гавриловна. От всего сердца…

Ему вдруг на память пришло все то хорошее, что он знал о ней. В ушах с новой силой прозвучали слова Цыплакова, в которых он намекал свалить всю вину на эту женщину. В сердце Горбылева хлынула злоба. Он обернулся, чтобы схватить старика за шиворот и все сказать о нем Жбановой, но того уже не было.

Земнов распахнул створки окна. Шум доносился от Мурина пруда. Стучали топоры, звенели пилы.

Кондрат выскочил на улицу. Мимо разрушенного бурей скотного двора тянулись обозы с песком, камнем, гравием. Навстречу им шли другие подводы, груженные серовато-желтым илом.

Земнов пошел на шум. На дне оврага копошились люди: ковыряли лопатами грунт, насыпали в тачки и по дощатым настилам отвозили на берег. Там несколько парней и девушек грунт смешивали с размельченным дерном, грузили в фуры и отвозили в поле. Между работающими то и дело появлялся Петр. Он о чем-то оживленно говорил, размахивал руками.

— Молодцы комсомольцы, — похвалил его Кондрат. — Кормите землицу-матушку, она вас всегда отблагодарит.