Эльвира Барякина - Заговор молчания

— Эй ты, оглашенная! Тебя к телефону! — прокричала ей баба Фиса.

Скинув корочки от мандарина в мусорное ведро, Марика выбралась в полутемную прихожую.

— Алло!

— Марика Андреевна? Лейтенант Воробейкин беспокоит.

Толчок в груди. Один. Другой. «Какой лейтенант? Откуда?»

— Слушаю вас.

— Нам нужна ваша помощь. Вы не могли бы подойти к нам?

— Куда «к вам»? — едва слышно произнесла Марика.

— На площадь Дзержинского.

КГБ! Вот и свершилось…

Марика чего-то говорила, с чем-то соглашалась, что-то записывала карандашом на полях телефонной книги. Ее вызывали на Лубянку. Побеседовать. Черт, черт, черт!!!

До сих пор государство не замечало преступления Марики: все ее проблемы сводились к конфликту со Светой и бабой Фисой. Но теперь огромная каменная гора зашевелилась.

Повесив трубку, Марика вернулась к себе. Села, уронив на колени трясущиеся руки. Однажды ей уже было так страшно: тогда, в посольстве, когда Алекс и Мэри Лу разыграли ее. Но сейчас речь шла отнюдь не о розыгрыше.

Кто-то настучал на них с Алексом. Кто? Соседи? Кто-то из института?

Капли воды скатывались с мокрых волос за шиворот.

Эх, товарищ лейтенант! Девушка только что вышла из ромашковой ванны, намазалась кремом… А вы ее на Лубянку приглашаете.

Дубовая дверь. «КГБ СССР. Прием граждан круглосуточно», — написано на черной с золотом табличке. Звонок не работал и под табличкой висело начертанное от руки объявление: «Стучите!»

Весьма красноречиво.

Марика вошла в здание Государственного комитета безопасности, как в недобрый языческий храм. В голове метались испуганные мысли: «Зачем меня вызвали? Чего они хотят?» Почему-то очень явственно представлялось, что сейчас ее швырнут к стене, скрутят руки за спиной, потащат на допрос… И она пропадет без вести в этих страшных коридорах. Не виновата ни в чем? А кого это волнует? И когда это кого-то волновало?

Как и полагалось, Марику встретили, выписали ей пропуск, повели куда-то.

Ее предки, волжские крестьяне, с таким же чувством шли на подворье к барину. Зачем позвали? Пороть? Или по какой другой надобности?

Марика боялась своего государства. Даже если то просто посмотрело в ее сторону.

Кабинет с портретом Дзержинского под потолком. Стол. Потертые стулья.

— Присаживайтесь, — велел ей сопровождающий. Он был настолько серьезен, будто и вправду отправлял какой-то религиозный обряд.

Через минуту в комнату вошел молодой человек.

— Марика Андреевна? Я лейтенант Воробейкин.

Она сдержанно пожала протянутую ей ладонь. У лейтенанта были большие сильные руки. На безымянном пальце — обручальное кольцо. Неужели у таких людей еще и жены бывают? Хотя почему нет? Ведь это для Марики лейтенант Воробейкин власть, а для жены, может быть, вполне домашний и уютный человек.

— Мы знаем, что вы честная девушка, — приступил он к делу. — И вы не откажетесь нам помочь.

Марика медленно наклонила голову. Так, взять себя в руки. Главное — не паниковать. Не сметь показывать, что ты боишься!

— Нас интересует некий иностранец, — вкрадчиво произнес Воробейкин. — Некий Александр Уилльямс. Вы ведь знакомы?

— Да, — стараясь глядеть ему прямо в глаза, отозвалась Марика.

Липкий страх потек расплавленным асфальтом. Что им надо от Алекса? Неужели он опять что-то натворил?

— Опишите мне его. Что это за человек?

— Он американец.

— Мы в курсе. Что еще?

— Н-не знаю…

Нужно было быть смелой, свободной и самоуверенной, но тело не слушалось Марику — ее всю трясло мелкой паскудной дрожью.

— Давайте я вам помогу, — откинувшись на стуле, произнес Воробейкин. — Чтобы, так сказать, направить вас в нужное русло.

— Давайте.

— Как вы считаете, мистер Уилльямс и вправду занимается филологией?

— Да.

— И вы ни разу не замечали за ним никаких странностей?

— Нет.

— Ни одной?

— Нет.

Все происходило так, как будто КГБ не имело никаких претензий к самой Марике. Несчастье нависло только над Алексом. А ее брали в союзники. Причем лейтенанту Воробейкину даже не приходило в голову, что она может отказаться от подобного союза. Простым смертным не позволялось противиться воле богов.

— Ну хорошо. Раз за ним не наблюдается никаких отклонений, может быть, вы опишете нам его привычки?

— У него нет привычек. Он не курит.

— Замечательно! — обрадовался лейтенант. — С кем он общается?

— Со мной.

— А еще с кем?

— Больше ни с кем.

— Странно, а у нас есть информация, что мистер Уилльямс — довольно общительный молодой человек. Поддерживает отношения со всеми живущими в общежитии американцами, дружит с русскими… Неужели вы больше никого не знаете из его приятелей?