23 июня. Западный вокзал, сторона отправления, конечная остановка 46-го трамвая, здесь мы тоже еще не бывали. Престарелый В. жаловался на катаракту, но пока что неоперабельная, да и старая операция сказывается.Он и в самом деле отчитывается. Как будто после приятного обеда мы болтаем за кофе («первоклассная каффа»); семья наша большая, я всегда это знал и всегда гордился, но не знал, что в нее входит и капитан Тот. Учусь быть ближе к народу, не помешает. Да забодай их комар!
Он побывал на «Тюдоре», но интенсивность движения была такова, что разговора не получилось (хи-хи). Агент должен написать в Вену своей младшей сестре и поинтересоваться, где она будет находиться и чем заниматься во время Всемирного фестиваля молодежи. Письмо он должен предварительно показать мне.О, о, это что-то новое!
< 30 июня 1959 года
Радиостанция «Кошут» начинает трансляцию сериала «Семья Сабо». По-моему, эта мыльная радиоопера продолжается до сих пор.>
7 июля 1959 года
У супруги П. он поинтересовался, когда она сможет нас навестить, на что та ответила ему уклончиво, сославшись на то, что каждое второе воскресенье ее приглашают на бридж.
Заключение: Г-жа П. действительно ходит на бридж, однако не в те дни, что интересующий нас граф X.Что поделаешь… если дней больше, чем графов! Что касается политических событий, то при всем моем желании что-либо вытянуть из него я не смог. Он все время ссылался на то, что с людьми почти не общается.
Я условился с осв-лем, что посредством обычной переписки он поинтересуется у своей младшей сестры, где она будет находиться во время Всемирного фестиваля молодежи. Дело в том, что означенная до 1956 года являлась нашим агентом.
Ой-ой-ой! Нет, нет, нет. [Какой же брутальной и беспощадной может быть обычная фраза. От испуга у меня едва не остановилось сердце. А ведь я давно знал, тетя сама рассказывала, что в лагере Киштарча, куда она была интернирована — просто так, ни за что, — ей предложили подписать некую бумагу, и она подписала, и рассказывала потом об этом как о деле вполне пустяковом, но неизбежном. Не так давно о «прекрасных деньках в Киштарче» был снят телефильм: встреча бывших зеков с бывшими вохровцами. Весьма драматичное зрелище. Глядя на свою тетю, на ее мудрое и безукоризненное поведение, я испытывал гордость. Эти качества были не просто личным достоинством. Я увидел вдруг, что она — дочь моей бабушки (и дедушки).] Перебор. Я в растерянности… От удара, который мне нанесла эта фраза, я забыл, что знаю об этом, знаю, что это ложь. Ну и система, ну и дерьмо!
Так получилось, что сегодня утром я говорил с ней по телефону. И, не помню уже в связи с чем, она сказала, что она сурок и енот-полоскун. Я не понял. А чего непонятного, ну обожаю я постирушки . Хорошо: уже только ради этого стоит общаться со старшими родственниками… Короче, это туфта. Однако, глядя на небрежную, для самого Тота совершенно второстепенную, но самоуверенную фразу (которая родилась, опять же, благодаря моему отцу), я могу только выть и стенать, испытывая даже не боль, а нечто граничащее с потерей сознания.
21 июля, 4 августа 1959 года
Опять то же. В этом плане с информатором нужно еще работать, докладывать о настроениях в обществе он воздерживается. Общается со многими людьми и все же ничего не знает.
Вышел пройтись. На улице колкий ветер. Съел банан. Хорошо бы засесть в испанский ресторанчик, стоя перед которым я по вывешенному меню уже составил для себя обед, — только времени жалко. (В который раз.) Холод. Холод. — Вот уже много дней я живу в испуганном напряжении, которое начинает сменяться тупым безразличием. До этого я читал документы в состоянии аффекта, был порыв, хотя и исполненный ужаса и стыда, но теперь вдруг скукожился, как отсыревшая палая листва, когда ее жгут: дымит, воняет, ни тепла от нее, ни проку.
25 августа, 5, 29 сентября, 13, 29 октября 1959 года
Прощаясь, я повторил приглашение, добавив, что к тому времени, возможно, добуду для ее мужа какой-нибудь перевод. Должен заметить при этом, что последнее обещание было дано не всерьез, поскольку в области перевода все еще продолжается «мертвый сезон».Ах, дяденька пошутил…
Мне вдруг приходит на ум: я опозорю, вываляю фамилию Эстерхази в грязи. Это уж несомненно. Но если смотреть исторически — к чему я теперь не способен, — то от фамилии не убудет.
И другое: не должен ли я отказаться от «Гармонии»? Не могу, не осмеливаюсь, не желаю. Сама мысль об этом — мысль лживая.
Читать дальше