Збигнев Домино - Польская Сибириада

Эшелону иногда надолго давали зеленый свет, и тогда они останавливались только, чтобы сменить паровоз, залить воду, засыпать уголь в тендер. А то загонят состав на дальнюю ветку, и неизвестно, сколько он там простоит — час, день, сутки. Были и запланированные остановки, во время которых пассажиров транспорта ТП-2564 снабжали провиантом или отправляли в баню. Поверив, наконец, что они действительно возвращаются в Польшу, люди стали задумываться над тем, что же их там ждет:

— Интересно, привезут нас на польскую границу, и что дальше? Что с нами будут делать, куда повезут?

— Как это, куда? У меня что, в Польше своего дома, своего хозяйства нет? Вернусь в Якубовку, там все мое.

— Бабушка, в какую Якубовку? Вы что, не знаете, что после войны Советы все наше Подолье отобрали? Терасполь, Залещики, Львов, ваша Якубовка, Тлустое, Червонный Яр, все теперь у них. Нет там, бабушка, теперь нашей Польши, нет вашего дома.

Бабушка Шайна долго не могла в это поверить, и никогда в жизни с этим не смирилась.

— Что за ерунду вы несете? Как это нет там Польши? Там же всегда Польша была. Куда же нас везут?

— В Польшу, бабушка, в Польшу. Только не в ту старую на Днестре, а в новую, на Одере… На новые земли, которые наши у немцев посе войны забрали.

— Я вам что, дерево, чтоб меня с места на место пересаживать? А что с моим домом, с моим полем?

Не могла всего этого понять бабушка Шайна. И не только она. Честно говоря, никто из возвращающихся не мог себе представить Польшу без места, в котором появился на свет, ходил в школу, где поколениями жила его семья, откуда в феврале сорокового года вывезли его в Сибирь. Каждый из них: от малышей, которые почти ничего и не помнили, до стариков, все эти годы в Сибири, всегда, неизменно связывал в своем сердце Польшу со своим родным домом, полем, садом, деревушкой или городком, костелом и протекающей рядом речкой. И такую именно родину каждый от рождения до самой смерти любил… Они едут в Польшу, радуются этому, они готовы за нее умереть, но вообразить себе эту новую Польшу без всех этих Ворволинцев, Залещиков, Гусятинов, Трембовли, Якубовок и Червонных Яров они не в состоянии. И уже совсем потеряными чувствуют себя те, которые в ссылке или на войне навсегда потеряли своих близких.

— Сибирь — известное дело, работай, надрывайся, милости не дожидайся! Но теперь? Как я там, на новом месте со своими сиротами устроюсь? Тебе хорошо, твой мужик на войне выжил, всем займется, все приготовит, а я как?

— Что ты говоришь!.. От него уже год ни письма, ни весточки, не знаю даже, жив ли он. А если Господь его помиловал, где его теперь искать?

Летит день за днем, глотает километры поезд, транспорт ТП-2564 уже на Урале.

— Народ! Конец нашей Сибири! Европа!

А «Европа» эта по обе стороны путей только тем и отличается, что нет здесь тайги, к которой они за все эти годы успели привыкнуть. Горки-пригорки, целые километры едва начавшей зеленеть степи, белые солончаковые озера и хилые березово-ольховые перелески. Хатенки бедные, Бог весть из чего склепанные, не то, что сибирские дома из первосортного лиственничного бруса.

В Свердловске длительная остановка, транспорт отправляют в баню. Самое время отскрести немного грязь, а то в некоторых вагонах вши опять покоя не дают. В баню идут все вместе — мужики, бабы, молодые, старые. Никому в голову не приходит стесняться в бане своей наготы. Знают они уже русские привычки. Мало они в сибирских банях все вместе мылись, парились, вениками березовыми хлестались? Моются, как кто хочет: кто под душем, кто из шайки, кто из ведерка соседа водой поливает. В густых клубах пара трудно что-нибудь разглядеть. Сташек с удовольствие сопит под душем, трется мочалкой, сплевывает воду, жмурит глаза от едкого хозяйственного мыла.

В том же Свердловске на далекой ветке они заметили похожий транспорт с людьми, только с наглухо закрытыми дверями, под охраной конвоя НКВД.

— Интересно, кого в нем везут? Помните, как нас в Сибирь вывозили?

Конвой не позволял подходить близко. Мальчишки заметили, что из чуть приоткрытого окошка кто-то выглядывает:

— Откуда едете? Кто вы?

— Литовцы. Что за станция?

— Свердловск. Куда вас везут? За что?

— Мы не знаем. Наверное, в Сибирь. Говорят, кулаки мы, целые семьи тут едут.

Еще несколько таких эшелонов с конвоем НКВД направляющихся на восток встретили они по пути: были в них крымские татары, калмыки из Элисты, недалеко от Каспийского моря, молдоване с Днестра, того самого, что через Залещики протекал…