Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

Мэй поднялась на ноги; все ее тело судорожно дергалось; Лиллиан тоже встала и стояла рядом с нею. Она решила подойти к самому корню затеянного разговора.

– Послушай… ты… ты не беременна? – наконец промолвила она.

Мэй стояла опершись о дверь и вглядывалась во мрак, предвещавший грозу.

– Нет, Лиллиан, – ответила она, протягивая вперед руку, как ребенок, который молит о пощаде. При свете блеснувшей молнии Лиллиан увидела, что лицо сестры бело, как мел.

– Не говори больше об этом, Лиллиан, пожалуйста, не говори. Я никогда больше не стану этого делать, – с мольбой в голосе добавила Мэй.

Но Лиллиан действовала решительно. Когда Мэй вошла в дом и стала подниматься наверх к себе, старшая сестра пошла следом за нею до подножия лестницы.

– Я не хочу, чтобы ты это делала, Мэй, – сказала она, – я не хочу, чтобы ты это делала. Пусть хоть один Эджли идет прямым путем.

Но если ты решилась сойти с прямого пути, то не будь дурой. Не связывайся с такой дрянью, как Джером Гадли, – ничего ты от таких не получишь, кроме медовых обещаний.

Если непременно хочешь идти по следам твоих сестер, то приходи ко мне, – я познакомлю тебя с людьми, у которых водятся деньги, и тебе не будут грозить никакие неприятности. Если хочешь жить, как я и Кейт, ты не будь хоть дурой. Только скажи мне.

В течение всех своих семнадцати лет Мэй ни разу не подружилась ни с одной девушкой, хотя не переставала мечтать о подруге. Еще школьницей она наблюдала за девочками, возвращавшимися домой. Они медленно шагали обнявшись, и как много было у них, что передать друг другу. Дойдя до перекрестка, где их пути расходились, они не решались расстаться.

– Сегодня ты проводи меня немного, а завтра я тебя провожу, – говорила одна из них.

А Мэй возвращалась всегда одна, с сердцем, наполненным завистью; когда же она окончила школу, и особенно после происшествия на земляничном поле – которое Лиллиан определила как начало ее горестей, – Мэй еще сильнее стала мечтать о дружбе с другой девушкой.

Летом последнего года жизни Мэй с ними по соседству поселилась молодая девушка из другого города. Ее отец работал на железной дороге, и Бидвелль был ее конечным пунктом.

Железнодорожник очень редко бывал дома, его жена умерла несколько месяцев тому назад, а дочь, Мод, была слаба здоровьем и не общалась с другими девушками.

Каждый день, после обеда и вечером, ее можно было видеть на крылечке в качалке, и Мэй, будучи иногда вынуждена сбегать в лавку, часто видела ее там.

Новоприбывшая была высокого роста, худенькая и выглядела инвалидом. Щеки были бледные-бледные, и на всем лице лежал отпечаток усталости. За год до этого она перенесла очень серьезную операцию, и ее бледность и болезненный вид сильно тронули сердце Мэй.

«Мне кажется, что она тоже ищет дружбы с кем-нибудь», – думала она с надеждой в душе.

Когда умерла жена железнодорожника, его незамужняя сестра занялась хозяйством.

Мэй иногда видела ее на крыльце вместе с Мод, – невысокая крепко сложенная женщина, с сильным подбородком и жесткими серыми глазами. В таких случаях Мэй быстро проходила мимо, но когда видела, что Мод одна, она проходила медленно, робко глядя на это бледное лицо и сгорбленную фигуру в качалке.

Однажды она решилась улыбнуться, и та ответила тем же. Мэй задержалась и, перегнувшись через изгородь, сказала: «Жарко».

Но раньше, чем успел завязаться разговор, она испугалась и поспешно ушла.

Тем же вечером, когда мужчины ушли в город, Мэй, закончив работу, вышла на улицу. Лиллиан не было дома. На тротуаре поблизости не видать было ни души. Дом Эджли был последним на этой улице; следом за ним вверх, по направлению к городу, шел незастроенный плац, потом старый сарай, где когда-то находилась кузница и, наконец, дом, в котором жила Мод.

Когда мягкий мрак начал окутывать улицу, Мэй пошла вверх по улице и остановилась у заброшенного сарая. Девушка в качалке на крыльце завидела ее там и, по-видимому, сообразила, что Мэй боится ее тети. Она встала, открыла дверь, которая вела в комнаты и, убедившись в том, что никто ее не видит, сошла с крыльца и подошла к калитке по выложенной кирпичами дорожке, а потом прошла по улице к тому месту, где стояла Мэй; она несколько раз обернулась назад, чтобы посмотреть, не следят ли за нею. На краю дороги лежал огромный плоский булыжник; Мэй заставила ее сесть и отдохнуть.

Мэй вся разгорелась от волнения.

«Знает ли она? Слыхала ли про меня?» – мысленно спрашивала она.