Шервуд Андерсон - Уайнсбург, Огайо. Рассказы [сборник litres]

Дорога тянулась вдоль лощины и вывела меня к маленькому городку. Впрочем, какой это городок? Шесть или восемь некрашеных домишек и магазин на перекрестке.

Над убогими строеньицами величественно простирались горы. А по обе стороны дороги – великолепные холмы. Когда видишь их своими глазами, сразу понимаешь, почему их называют «Голубой грядой». Они всегда голубые, сказочно голубые. Какая же красотища была здесь раньше, пока не добрались в эти края лесозаготовители! Сколько раз я слышал, как местные жители, мои соседи, с восхищением вспоминали старые времена – не леса были, а загляденье! А теперь многие из них сами же и работали на лесоповале. Поминали они добрым словом и бархатистый мох, в котором увязаешь почти по колено, и тишь лесов, и деревья-великаны.

Великого леса больше нет, вместо него – молодая поросль. Пройдет время, и будет здесь только строевой лес.

Магазин, возле которого я остановился, был закрыт, но на его крыльце сидел старик. Он сказал, что лавочник заодно и почтальон, как раз сейчас он разносит почту, но через час-другой вернется и откроет магазин.

А я так надеялся, что удастся подкрепиться – ну, хоть сыром с галетами или банкой сардин.

Человек, сидевший на крылечке, был стар. С виду – злодей злодеем. Седые волосы, седая борода, ему было, наверное, лет семьдесят, но чувствовалось – здоровья и сил ему не занимать.

Я спросил, как перебраться через гору и выйти на главную дорогу, и уже пошел было обратно, но тут он окликнул меня:

– Это не вы приехали сюда с севера и построили дом в наших краях?

Не буду даже пытаться воспроизвести речь местного жителя. Все равно ничего не получится.

Старик пригласил меня к себе домой, перекусить.

– От бобов не откажетесь? – спросил он.

Я был голоден и его предложение принял с радостью. Так хотелось есть, что я бы согласился не только на бобы, а на что угодно. В доме, правда, нет женщины, сказал он, старуха умерла.

– Пошли, – добавил он, – я и сам вас накормлю.

По тропе мы поднялись примерно до середины горы, а там – новая лощина, от магазина топать, наверное, с милю. Но вот что удивительно. Попутчик мой был стар. Кожа на лице и на шее, как и положено в старости, сморщилась, сам весь – одни мощи, но шел он так легко и быстро, что я даже запыхался, стараясь не отстать.

День был тихий, жаркий. Воздух словно замер – ни ветерка. Во всем городке, кроме старика, я ни одного человека не видел. Если кто еще там и жил, на глаза старался не показываться.

Дом старика стоял на берегу еще одного горного ручья. Позже, когда мы с ним перекусили, я поймал в ручье несколько отличных форелей.

Но рыбная ловля – это из другого рассказа. Мы вошли в дом.

Он был маленький, – на первом этаже всего одна комната, – грязный и, казалось, вот-вот рухнет. Грязным был и сам старик. На старых руках его, на морщинистой шее виднелись разводы грязи. Он подошел к небольшой печурке.

– Огонь погас, – объявил он. – Бобы будут холодные, не против?

– Не против, – сказал я. К этому времени мне уже не хотелось никаких бобов. Зачем я только согласился идти с ним? Было в этом старце что-то зловещее. Пожалуй, встреча с ним едва ли настроит на романтический лад кого-нибудь из пишущей братии.

Впрочем, их могло вдохновить его южное гостеприимство. Ведь я был голоден, и он пригласил меня к себе. А у самого, кроме бобов, ничего не было.

Он взял тарелку, наполнил ее бобами и поставил на стол передо мной. Стол – самодельный, покрытый красной клеенкой, которая порядком вытерлась. Дырявая. Края этих дыр загрязнились, засалились. Прежде чем положить на тарелку бобы, старик вытер ее об рукав пиджака.

Вам, наверное, не доводилось есть бобы, приготовленные в горах, по местному рецепту. Ведь бобы для жителей гор – блюдо номер один. Кое-где в горах без бобов – хоть погибай. Бобы, приготовленные местной женщиной да поданные в горячем виде, – часто это настоящее объеденье! Уж не знаю, добавляют ли они в них что-то или просто наловчились, во всяком случае, таких бобов нигде в мире не отведаешь.

Как лондонская ветчина, если это действительно лондонская ветчина, ни с какой другой ее не спутаешь.

Но когда эти бобы – холодные, грязные, и подают их на тарелке, которую вытерли рукавом вот этого пиджака…

Я огляделся. В комнате была еще грязная койка да лестница без перил, ведшая в комнату наверх.

Вдруг слышу – там кто-то ходит. Шлепает босыми ногами по полу. Какое-то время было тихо, потом шаги раздались снова.