Шервуд Андерсон - Уайнсбург, Огайо. Рассказы [сборник litres]

Они пошли куда глаза глядят. Она сказала, что после того, как впервые его увидела, постаралась немного о нем разузнать. Ей рассказали, что он потерял двоих сыновей, рассказали о дочери-калеке, о жене.

Машину он оставил у обочины, и они шли по проселочной дороге и разговаривали. Ночь была прекрасная, они вышли на какую-то другую дорогу, обсаженную деревьями. Перед ними сквозь листву падал лунный свет, и они шли по лунным бликам, шли – и ни разу не коснулись друг друга. Порой останавливались и подолгу стояли в молчании. Несколько раз он протягивал руку, хотел было коснуться ее, но опять опускал руку.

– Почему?

Это спросил сам доктор. И попытался объяснить.

– Она была тут, рядом. Она была моя, готова стать моей.

В те минуты ему казалось, что никогда он не видел и не увидит женщины прекраснее.

– Но это неправда, – сказал он. – И правда и неправда.

Может быть, коснись я ее тогда хотя бы кончиками пальцев, теперь пришлось бы рассказывать совсем другую историю. Эта женщина была хороша, хороша как-то особенно, по-своему, и меня бесконечно влекло к ней; но я знал – дома, в постели, без сна лежит моя жена.

Он бродил с полькой, должно быть, около часа – и под конец, сказал он, она поняла. Наверно, она была необыкновенно умна. Они остановились на дороге, и она обернулась к нему; и опять, как в тот день в комнате девочки-калеки, настало долгое молчание.

«Вы отказываетесь от меня, – сказала она. – Я никогда не желала любви, пока не увидела вас. Мне тридцать лет, и, может быть, я никогда уже не узнаю, что значит быть любимой».

Доктор не ответил.

– Я не мог ответить, – сказал он мне. Что тут было говорить? Он думает, что то была самая значительная минута в его жизни. Тут он сказал то слово, которое и я говорил, когда начал о нем рассказывать: – Пожалуй, с той минуты я и стал более или менее зрелым человеком.

Он умолк, но я не удержался, спросил:

– Вы так ни разу и не коснулись ее?

– Ни разу. Я отвез ее обратно, а когда опять навестил больную девочку, уже не застал ее, там была новая сиделка.

И снова молчание. «В конце концов он сам, по своей воле мне все это рассказал, – подумал я. – Я его об этом не просил». И я решился:

– Пожалуй, теперь мне позволительно задать вам один вопрос. А ваша жена?..

Он засмеялся – громко, от души, мне так нравился этот его смех. Я уверен, так способен смеяться только человек, достигший зрелости, будь то мужчина или женщина.

– Я вернулся к ней. И поцеловал – тем поцелуем, в котором отказал раньше, вечером.

Разумеется, мне этого было мало.

– Но… – начал я.

И опять он засмеялся.

– Если б я не хотел вам об этом рассказать, и начинать не стоило, – сказал он.

Мы поднялись с плоского камня, на котором все время сидели; пора было ловить форель, каждому рыболову хорошо знаком трепет этих минут, мимолетных волнующих минут между исходом дня и наступлением ночи. Доктор спустился впереди меня по каменистому отлогому склону, и мы с ним поймали по две отличных форели.

– В жену я был влюблен, да, влюблен, и куда сильнее, чем в ту польку. Суть не в том, сколько мы оба выстрадали, что пережили вместе, и не в угрызениях совести, – я влюблен был в жену так пылко, как никогда прежде, до этой прогулки при луне с другой женщиной.

Доктор замолчал, но не взглянул на меня. Он выбирал наживку.

– Когда в ту ночь я вернулся к жене и поцеловал ее, она сжала мои щеки ладонями и минуту смотрела мне в лицо. Потом сказала памятно: «Мы опять прошли через это, правда?» Отняла руки и отвернулась. «Уже недели две я думала, что мы потеряли друг друга, – сказала она. Прибавила: – Сама не знаю, почему». А потом засмеялась. Чудесный смех, никогда раньше я такого от нее не слышал. Он словно шел из самой глубины ее существа. Я так думаю, все люди, у кого есть что-то очень дорогое, понимают, что это легко потерять.

Так закончил доктор свой рассказ. У него клюнуло, и он сосредоточенно действовал удочкой, чтобы утомить рыбину прежде, чем подсечь.

Железная дорога Кливленд – Цинциннати – Чикаго – Сент-Луис. (Здесь и далее примеч. переводчиков.)

Библейское имя Иессей по-английски произносится как Джесси.

Джек Джонсон – известный американский боксер-негр.