Пьер Гамарра - Капитан Весна

В воздухе чувствовалась предрассветная прохлада. Было около трех часов ночи. Горы дремали под привычный мирный стрекот насекомых, журчание воды и шелест листвы.

«Не зевать и ничем не отвлекаться! — говорил я себе. — Нужно зорко смотреть и внимательно слушать».

Отдаленный собачий лай, крик потревоженной ночной птицы могут означать приближение опасности.

От тонувшего во тьме поворота донесся слабый скрип гравия. Я посмотрел туда. Звук не встревожил меня: чья-то эспадрилья немного сильнее ступила на обочину. Вот и все. Вскоре передо мной возник неясный силуэт. Эстебан.

Он взмахнул рукой, и этот взмах, словно обведенный тушью, мелькнул на фоне серебристого тумана, Испанец дал знак, что все в порядке. Я ответил коротким свистом, подтверждая, что увидел его.

Фигура Эстебана растаяла в черноте придорожного рва. Следовало быть начеку. В этом месте дорога была оголена, ее не защищали с обеих сторон высокие тополя.

Мне показалось, что я услышал в зарослях стук скатывающегося по тропе камушка.

«Если это наши, — подумал я, — все в порядке. Быстро они добрались до места!» Я знал, что мулы, ловко управляемые Фредо, передвигались почти без шума. Я знал также, что Фредо иногда их останавливал, чтобы прислушаться и осмотреться по сторонам. Он скользил от одного мула к другому, поглаживал их по шее, нашептывал в уши ласковые слова, и животные не шевелились, послушные погонщику. Шкура мулов вздрагивала под его прикосновением. Прищелкнув языком, он давал команду продолжать путь, и обоз вновь приходил в движение.

Все было спокойно. Я снова повернулся к дороге. Эстебан пришел не один. Паскаль, молодой виноградарь из Эро, нес караул вместе с испанцем. Если все спокойно, они подадут мне знак и я сообщу Фредо, что проход свободен. Но обоз был еще далеко. В любом случае я знал, что до появления мулов увижу Бертрана. Он сопровождал Фредо в отдаленное селение, чтобы помочь ему грузить мешки с мукой.

От поворота нам предстоял еще довольно трудный переход. Мы пройдем по проселочной дороге несколько километров, потом свернем на узкую тропу вдоль горного склона, покрытого скалистыми обломками.

Кругом ни звука. Кому взбредет в голову в такую глухую ночь тащиться по этой дороге? Что касается немцев, то они, по-видимому, пока ни в чем нас не подозревали.

Снова заскрипел гравий, и вынырнувшая из мрака рука Эстебана опять подала мне знак, что все идет хорошо. Я прислушался. Никакого сомнения: по тропе приближались мулы. Затем я услышал легкие шаги Бертрана.

— Это ты?

— Да, я.

Он подбежал ко мне.

— Вы пришли вовремя, — прошептал я.

— Да, почти. Но Фредо не хочет торопиться. Один из мулов поранил себе ногу и теперь не может нести груз. Мы поделили мешки между двумя другими. Дойдут, но их нельзя подгонять. — Бертран взглянул на дорогу. — Все в порядке?

— Ничего нового, — ответил я. — Думаю, что этой ночью нас никто не потревожит.

Бертран пожал плечами и что-то глухо пробормотал. Я понял: он, как и я, думает о том, что стало известно несколько дней назад.

Рано утром в дом торопливо вошел почтальон Жан Лопес. Он принес страшное известие: в долине, недалеко от нашей, в сторону гор Арьежа, эсэсовцы смели с лица земли целую деревню.

Новость облетела окрестности Люшона. Из одного поселка в другой крестьяне передавали ужасные подробности: деревня целиком уничтожена, дома сожжены, жертв не сосчитать.

«Уничтожена целая деревня?» — спрашивали люди, не в силах поверить.

Вскоре слухи подтвердились: погибла вся деревня.

— Не может быть, не может быть! — повторяла мама. Немецкая колонна танков и бронированных машин устремилась в этом районе на штурм партизанского лагеря. Но лагеря не обнаружили. А так как бронетранспортеры не могли пройти по горным тропам, колонна возвратилась прежней дорогой. На пути эсэсовцев лежала деревня. Внезапно, без всякого повода, солдаты в серых и черных шинелях со свастикой яростно набросились на горцев, расстреливая в упор стариков, женщин и детей, наводя огнеметы на дома и сараи. Все сгорело. Немногие уцелевшие жители рассказали об этом преступлении.

— Известно далеко не все, что они там натворили, — глухо продолжал Лопес. — Оказывается, немцы запирали целые семьи в сараях, прежде чем их поджечь. Говорят, они убили пятьдесят человек, а может быть, и больше. Кто знает? Немцы преградили выходы из деревни и внизу и вверху, жители долины хотели подняться сюда, но пришлось отступить и спрятаться, чтобы солдаты не перебили их.