Иван Сабило - Последние каникулы

Еще он говорил, что таких, как Петька и Гришка, судить надо, а не лечить. Что ими по их неимоверной глупости оставлен рабочий пост. Или, в крайнем случае, безжалостно штрафовать, чтоб они с такою легкостью не гробили собственное здоровье, которое получено ими на всю жизнь прежде всего для работы. Уж во всяком случае не помещать их в больницу и не оплачивать дезертирскую болезнь.

— Я бы их поведение, Максим, квалифицировал как поведение самострелов в военное время. Знаешь, кто такие самострелы?

— Знаю, те, кто легко ранили сами себя, чтобы отправиться в госпиталь.

Максим радовался, что Денисов остался — удостоил его разговором. Теперь важно не сбиться на мальчишество, держаться с ним солидно, как подобает мужчине.

— Зачем же вы размахнулись так широко, если не под силу?

— И ты размахнешься, если необходимость потребует. Люди, конечно, есть, да не все толковые. Однако других людей мне никто не даст, надо с этими работать. Ты скорее вырастай! Нам позарез нужны надежные ребята.

Максим поставил чайник на газ и слушал Денисова. Было видно, что заботы вконец одолели этого человека. Казалось, он старился на глазах, морщины побежали, будто трещины по стеклу. А взгляд сухой, напряженный.

— Между прочим, я еще в декабре паспорт получил, — важно произнес Максим. — Паспорт, как вы сами понимаете, не зря дают.

— И что же?

— Другие в мои годы полками командовали. В школе нам об этом все уши прожужжали. А мы — то фартучки шить, то на грядках копаться. Фу, тьфу!

— Эх, Максимка, там какое время было!..

— Вот именно, а все равно доверяли.

Денисов, размешивая сахар в стакане, думал. И все, о чем он думал, произносил вслух:

— Мне бы всего парочку деньков, ну, три-четыре, от силы. Там Козлов приедет, я бы Козлова попросил… Не работает экскаватор — нет земли. Нет земли — стоят машины. Стоят машины — стоит дело на очистных… Как тебя посадишь, меня ж за это…

— Николай Иванович, тем более три-четыре дня — это ж пустяк! — закричал Максим, позабыв, что нужно держаться «солидно, как подобает мужчине». — И начальство ваше не успеет заметить, вот увидите. А там я возьму билет на самолет и махну к своим, прямо на Алтай!.. Ну, Николай Иванович, не зря же я остался?!

Денисов продолжал звенеть ложкой в стакане, хотя сахар давно растаял. Глядя на него, Максим вспомнил, как вчера с матерью, отцом и Викой ехал в аэропорт. До Ленинграда молчали. Вика, намаявшись с аквалангом, спала, положив голову на плечо матери Максима. А когда сели в аэропортовский автобус, отец неожиданно рассмеялся:

— Ох, туго придется Денисову.

— Но ведь найдут выход? — спросила мама.

— Ясное дело, найдут, — сразу подтвердил отец. — Но сколько времени пройдет, пока они уговорят начальника СМУ, а тот еще подумает…

— Ничего, — сказала мама, — на то и голова у начальства, чтобы думать.

— Верно, конечно, — поддержал ее отец. — Но обидно, когда есть свои, а приходится на коленях стоять перед начальником СМУ. Тот и без того красивый и гордый, а наш Денисов… Да что говорить про Денисова, сама знаешь.

Максим заметил, как мама быстро взглянула на отца, недовольно проговорила:

— Опять начинается… Господи, помоги в самолет сесть!

Вика смотрела на Максима, словно бы спрашивая: как быть? Он ей подмигнул: дескать, не беспокойся, приедем в аэропорт, сядем в самолет, и все эти разговоры о Денисове, экскаваторе, ковше отпадут сами по себе.

Отец молчал, глядя в окно поверх маминой головы. Но было видно, что его мало интересовал придорожный пейзаж. Он что-то решал, и Максим начал догадываться, что именно. Когда уж совсем догадался, то сразу подумал, что главную роль в истории с Денисовым сыграет он сам и никто другой. Сердце его забилось чаще, к лицу прихлынула кровь.

Издали аэропорт походил на гигантское нефтеналивное судно: такой же длинный и плоский корпус, будто в скором времени его спустят на воду и он отправится в дальнее плавание.

Автобус с ходу прикатил на второй этаж. Пассажиры заторопились к дверям.

Отец долго не вставал с места, пока мама не подтолкнула его. Забрал чемодан, сумку и вышел вслед за Викой и Максимом. Оказавшись в просторном зале, поставил чемодан на пол, передал маме сумку:

— Лида, пойми… И вы, сынок, Вика… Вы должны лететь без меня. Неловко уезжать, когда… В общем, сами понимаете. Я быстро вырою ковш и — мигом к вам! А так неловко…

У матери страдальчески сморщилось лицо, увлажнились глаза — еще не хватало, чтобы она расплакалась. И тогда Максим взял отца под руку, тихо попросил: