Пошли. Чем дальше шли, тем больше входили в спортивную форму. Быстрее и четче становился шаг, порой раздавалась шутка, громкий голос ободрял раненых, которых продолжали нести на руках. Но и эта ноша, казалось, теперь полегчала.
Они добрались в лагерь под вечер.
Левашов отправился в штаб, где доложил обо всем и выслушал восхищенные похвалы Дедка.
— Ну даете, ребята! Вы и из ада обратно на землю выберетесь, да еще чертей в качестве «языков» прихватите!
Он громко и заразительно смеялся.
Капитан Кузнецов был, как всегда, скупее в оценках.
— Задание выполнили хорошо, — хмуро произнес он. — Пусть люди отдыхают. Вы потом зайдете, Левашов, прикинем, какие у нас дела на завтра.
Кузнецов при всех обстоятельствах оставался самим собой…
Левашов только теперь обнаружил на своем лице и на руках множество мелких ожогов, глубоких царапин. У него раскалывалась от боли голова, гудели ноги, он натужно кашлял. В медчасти его перевязали, смазали руки. Он переоделся, выпил несколько стаканов горячего чая и отправился в штаб. Там подводили очередные итоги и планировали продолжение операции.
А назавтра десантники снова ушли на борьбу с огнем.
Это длилось две недели. Потом, когда пожары стали стихать, десантники вернулись домой.
Когда, не чуя под собой ног, Левашов взбежал по лестнице и позвонил, время приближалось к полуночи. Дверь открылась тотчас, словно Наташа все эти долгие дни ждала его, сидя в передней. И одета она была не в пижаму или домашний халатик, а так, будто собиралась выйти на улицу.
Они молча обнялись, затаив на минутку дыхание.
— Ты одна?
— Одна. Ефросинья Саввишна два дня уже не приходила.
В полутьме передней она не рассмотрела его как следует. Со своими обгоревшими бровями и ресницами, подпаленными волосами, обожженной щекой он предстал перед ее взором, лишь выйдя из ванны, облаченный в неизменный тренировочный костюм. С чайником в одной руке и хлебом в другой Наташа, возвращавшаяся из кухни, застыла на пороге. Несколько секунд она стояла, глядя на него. Потом, торопливо поставив чайник и хлеб, подбежала, осторожно дотронулась пальцами до его лица. Она смотрела на него странным, непривычным взглядом, в котором были и нежность, и боль, и что-то еще, какая-то ожесточенность на то, что причинило ему боль.
Наташа осторожно поцеловала его обожженную щеку, дотронулась до ресниц и снова захлопотала, нарезая хлеб, разливая чай, собирая на стол всякую снедь.
Он жадно ел, оживленно повествуя о своих приключениях. Говорил с набитым ртом, и едва ли половину сказанного ей удавалось понять. Но она молча кивала головой, поставив локти на стол, зажав щеки ладонями. И не притрагиваясь к еде.
— Знаешь, задали ему перцу! — рассказывал Левашов, словно речь шла о выигранном футбольном матче. — Он туда, а мы сюда, он отсюда, а мы ему наперерез!..
Она не спрашивала, о ком идет речь, понимала, что об огне.
— Сейчас покажу фотографии. Букреев снимал. Ты увидишь! Где же они? — спохватился он, вскочив, побежал в переднюю за планшетом.
Он продолжал рассказ, но Наташа не слушала, внимательно рассматривала снимки.
— Как это страшно — война… — неожиданно перебив его, сказала она печально.
Левашов замолчал.
— Ну, это не война, — усмехнулся он после паузы. — Это только пожар.
— Какая разница, — Наташа пожала плечами. — Все равно смерть, разорение! Только что человеческие жизни за этим не стоят…
— Ну, с лесными пожарами мы и в другой раз уж как-нибудь справимся. Не затеял бы кто других пожаров…
— Ты знаешь, — задумчиво произнесла Наташа, — если когда-нибудь будет война, я в первый же день уйду на фронт, в тот же день, что и ты.
— Зачем? — он с нежностью смотрел на свою подругу. — Нам же все равно воевать придется не вместе.
— Нет, вместе. Все, кто на фронте, всегда вместе! Хоть за сотни километров друг от друга…
— Да нет, Наташка, — он посадил ее к себе на колени, — уж коль будет война, вместе будут все: и те, кто в тылу, и те, кто на фронте, и даже те, кто в тылу у противника. Такая война будет. Если ее развяжут…
— И все же мне легче, если я пойду на фронт.
— Что тебе там делать?
— То есть как что! — возмутилась Наташа. — Я, между прочим, имею офицерское звание. Да! Да! Всего на одну звездочку меньше, чем у тебя. Я военный переводчик.
— Прости, пожалуйста, совсем забыл, — он улыбнулся.
Читать дальше