Александр Кулешов - Белый ветер

Он тяжело сел на заскрипевшую скамью.

Суд удалился на совещание. Был объявлен перерыв. Но многие остались в зале. Начали переговариваться все громче и громче. Комендант суда встал и строго оглядел присутствующих. Ненадолго разговоры утихли, потом возобновились.

Наконец судьи вышли из совещательной комнаты.

Все встали.

— Именем Союза Советских Социалистических Республик, — громко и медленно начал читать председательствующий, — военный трибунал гарнизона, рассмотрев в открытом заседании… признав виновным по статье… и приговорил Рудакова Тихона Сидоровича к лишению свободы… сроком на полтора года с направлением для отбывания наказания в дисциплинарный батальон.

— Мало! — раздались в зале голоса.

Солдаты зашумели, но теперь их никто не останавливал. Они громко обменивались мнениями, спорили.

Рудакова увели. Он шел ссутулившись и, несмотря на свой огромный рост, казался невысоким.

Возбужденно переговариваясь, расходились солдаты.

Левашов торопливо нырнул в служебную дверь.

Ему казалось, что, едва только суд закончится, он помчится домой. А теперь он шел совсем медленно. Предвечерние розовые краски были опять смазаны дымной и душной пеленой, висевшей над городом. Запах гари заглушал все другие запахи. Птицы и те, кажется, почувствовали приближение опасности и притихли. В большинстве домов окна были плотно закрыты.

Левашов шел медленно. Ему надо было упорядочить ход мыслей. Что же все-таки произошло? Чепе. Верно. Недопустимый, дикий случай — солдат заснул на посту, и в результате подросток, почти ребенок, стал на всю жизнь калекой. А если б не стал? Если б вообще ничего не украли со склада? Просто пришел разводящий и обнаружил спящего часового. Меньше была бы тогда вина этого Рудакова?

Конечно, в том, украдут ли пару сапог или ящик с автоматами, есть большая разница. Но разве что-то может служить оправданием сна на посту? Разве то, что нет войны, диверсантов, что охраняется мирное имущество, разве все это умаляет вину? Ведь солдат, принявший присягу, охраняя объект, какой бы он ни был, продовольственный склад или склад ракет, выполняет боевой приказ. И если он нарушил его — он преступник! И неважно — в мирное ли время это произошло или в военное.

Рудаков не выполнил приказ, нарушил присягу, совершил преступление и справедливо наказан. С ним все ясно.

Ну а он сам, Левашов? Он-то виновен или нет, и если — да, то в чем конкретно его вина? Да, конечно, он получит взыскание, хоть вроде бы формально и не имел отношения к случившемуся. Получит, потому что отвечает за все в роте и ко всему имеет отношение.

А если по совести? Нет ли во всем этом обстоятельств, усугубляющих его, Левашова, вину? Быть может, не прости он тогда Рудакова, взыщи с него по всей строгости — и не было бы никакого суда. Возможно бы, Рудаков исправился или хотя бы боялся нарушать воинскую дисциплину. А так все ему сошло с рук. Почему он тогда не согласился с командиром роты? Начал спорить, настаивать на своем… Ведь таилась где-то в мозгу мысль, что, пожалуй, Кузнецов прав…

А почему сам Кузнецов не проявил твердость? Может быть, он хотел преподнести своему заместителю урок? Он, разумеется, не мог предвидеть случившегося, просто чувствовал, что вряд ли исправится Рудаков. И он скажет Левашову: «Вот смотри, полюбуйся, к чему привела твоя мягкотелость». Да нет, такого быть не могло. Кузнецов не такой. И при чем тут вообще Кузнецов? Единственный виновник всему — он, Левашов…

Много лет пройдет, прибавится опыта за плечами, звездочек на погонах, однако та первая, совершенная в начале командирского пути ошибка будет занозой сидеть в его памяти, служить постоянным предостережением…

Придя домой, он переоделся и лег на диван. Только сейчас он почувствовал, как безмерно устал, в каком напряжении жил все эти дни.

Наташа слышала его шаги, выглянула на мгновение из кухни и снова скрылась там. Она молча накрывала на стол. Только закончив дела, подсела к нему, обняла, положила голову ему на грудь.

Потом Наташа решительно скомандовала:

— За стол! — И неожиданно тихо добавила: — Ты очень расстроен. К завтрашнему дню будешь в форме?

Он улыбнулся, поцеловал ее.

— Я уже выздоровел, Наташка. Что было, то прошло. Соответствующие выводы на будущее сделаны…

Они сели ужинать, Левашов вяло рассказывал ей о том, что происходило на суде. Она чувствовала, что ему неприятно вспоминать об этом, и не задавала вопросов.

Назавтра предстоял радостный, но хлопотный день.