Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

И почему — неизвестно.

За вечерним чаем и закуской Савинов сказал нам, что он останется у нас ночевать: видно было, что ему очень не хотелось возвращаться ночью к себе домой.

Я попросил его:

— Расскажи-ка, как это разбойнички тебя одолевали.

— Да ведь как?.. Вот как, — начал рассказ Савинов. — Ездят от нас, соберется кто-нибудь во Владимир на базар. Ехать приходится в ночь, чтобы к утру попасть к базару. Ну и едут — кто с чем. Кто с капустой, с хлебом. Кто баранину везет, а кто гусей, курей, теленка. Ну, и послал меня однова отец тоже. Был я парень лет шестнадцати. Давно то было. В те поры этих самых левольвертов не было. Да и теперь их не берем: еще убьешь кого!.. Хоша и разбойник, ну, засудят — отвечай. Да и у разбойничков-то тоже их нет. Где ж ему купить левольверт — двадцать рублев отдать? У него ежели рубль есть, он слабый человек — пропьет. И говорит мне отец:

«Ты, — говорит, — возьми в карман песочку сухого, насыпь в карман. Ежели к тебе какой дорогой подойдет, будет просить — „подвези“, а то табаку попросит вскурнуть, ты, значит, ничего не говори, возьми в кармане горсть песочку да прямо ему в глаза песком-то и брось. Вот он и отстанет. А ты лошадь хлещи и утекай».

Да еще в песок-то отец мне нюхательного табаку подсыпал.

Ну, собрался я ехать в ночь в Володимир и, подумав, взял веревку и сделал петлю, вроде как аркан. Ну, значит, еду… Ночь. Один. Месяц сбоку светит, лесок частенький. Значит, на мостик въехал. Через канавку мостик-то, а из-под мостика и вышел паренек, такой лохматый. «Э, — думаю я, — это разбойник». Прямо на меня идет, лошадь за узду взял.

— Постой, — говорит молодец. — Нет ли у тебя папиросочки, покурить охота мне давно…

— Во, — говорю, — на, табак есть.

Он подходит ко мне, а я ему хлясь в морду песочком-то. Он сейчас же за глаза руками ухватился. Эх!.. Да и завыл. А я лошадь кнутом, кнутом да от него.

Он орет:

— Ну, погоди… Не уйти тебе, убью…

А глядеть не может — в глазах песок, да и табак глаза ест. И вот ругается, вот ругается… А я еду дале и еду. Ну, думаю, отстал!.. Далеко отъехал. Лошадь-то поустала, вскачь неслась. Месяц за тучку ушел… Чу! Вдруг слышу, бежит кто-то за мной. Я опять вскачь… Догоняет… Он!.. Я взял веревку да на него петлю и набросил. Он споткнулся. Бежит. А я тяну веревку, а сам еду, да к колесам его. Он о колеса-то бьется, да упал. А я к колесам, мордой-то его в колеса… Вот он воет!.. И замолчал… Остановился, смотрю, вроде он помер. Морду-то всю разворотило. Я бросил его и веревку, а сам айда, гоню лошадь.

С базара днем вернулся домой. Дорогой его не было. Рассказал отцу. Тот говорит: «Эх, паря, он тебя заметил, как тебе теперь ехать?» — «Ничего, — говорю отцу, — бабой оденусь». Ну, и что ж? Выдумал: сколотил из досок гроб, туда и клал товар. А сам что ни на есть бедной старушкой одевался, а лошадь брал клячу, не свою. Ну, так и ездил. Никто и не приставал. Кому покойник нужен?.. Да еще и бедный? Только вышло раз дело во какое…

Еду я это, гроб у меня, а напротив едут двое в тарантасе и говорят: «Стой!» А я согнулся, рожу в повязку опустил. «Стой!» Один-то, видать, городской, а другой не то начальник в мундире, чиновник, на шапке кокарда.

— Что это ты, — говорит, — гроб-то везешь? Открой, — говорит.

Я взял да им обоим в морду-то песочком запустил — и айда. Проехал версты две. Слышу — знать, они за мной едут. Я с дороги в сторону, в лес, лошадь и телегу спрятал за елками. Они-то по дороге мимо и проехали… Ну, с тех пор полно на базар ездить.

— Ну как же это ты с гробом из деревни выезжал? — спросил я. — Поди, все дивились?

— Так я его в деревне-то рогожей, сеном покрывал. И вот, — продолжал он, — как еду теперь лесом ночью, вот хоша бы к вам, — песок беру. Молодости нет, удалости-то мало стало. Боязно стало лесом ездить. И попал однова тоже. Вот у Лемешков четверо ко мне подошли. Один за узду лошадь взял. Трое подошли ко мне:

«Давай, — говорят, — покурим».

А я думаю, что делать? Взял, вынул кошель, раскрыл, да и говорю: «Давай ладонь!» — а у меня все медяки. Считаю — пять, десять, двадцать. Всего трешнину насчитал. Говорю: «Вот, бери. Тут и на вино будет».

А они:

«Вот спасибо, — да прямо в земь кланяются. — Вот, — говорят, — выручил, дай Бог здоровья. Эк человек какой! От злого дела нас спас. А мы-то, — говорят, — беглые, из тюрьмы убежали».

— Ну, теперь-то уж не поездишь с песочком… Стара штука, надо револьвер брать, — посоветовал Абраша.

— Как — револьвер? — сказал дедушка. — А убьешь… хоша и вора, всю жисть мучиться будешь. Нет, песок все ж лучше. Тяжкое дело убить — как жить опосля? Пропадет и смех, и веселье, — радости в жисти не будет.