Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

В это время послышался стук в крыльцо. Сторожиха пошла отворять.

— Не отворяй! — закричал Василий Сергеевич. — Не пускай его! Ну его к черту! А то мы его картечью угостим.

Но дверь скрипнула, кто-то вошел в сени.

— Не пускай, — кричал Василий Сергеевич. — Что вы, в самом деле?

Он стал торопливо вынимать ружье из чехла.

На пороге показался Захар.

— Вот радость, Лисеич. Здравствуй, Василий Сергеевич.

— Эх, ты, черт, напугал нас. Жена про разбойника рассказывала.

Раздевшись, Захар присел к столу. Жена поставила перед ним чай, ватрушки, хлеб.

Я подлил ему в чай коньяку.

Наши возчики, напившись чаю, одевались и говорили:

— Ну, ехать пора, отогрелись.

— Ехать? — задумался Василий Сергеевич. — Лугом поедем или лесом?

— Все лесом, — сказал возчик Батранов.

— Лугом бы лучше. Виднее.

— А кого теперь увидишь-то?

— Как — кого? Видите, какие голубчики ходят здесь у вас.

Павел Александрович, слезая с печки, подняв палец, сказал:

— А зачем ехать? Опять мерзнуть! Глупо и пошло! Здесь отлично. Распакуем кульки.

— Белая скатерть есть? — строго обратился он к хозяйке.

— Есть, барин.

И она пошла к сундуку.

— А прав Павел, не дурак, — сказал Василий Сергеевич.

Живо развязали кульки, и на скатерти появились бутылки, окорок, закуски.

— Рюмок нет, — сказал Коля.

— Из чашек пить — это класс. Понять надо. Если хотите знать, из рюмок пить — это пошлость.

Павел Александрович откупорил ром, разлил его по чашкам, разбавил теплой водой из самовара и, взяв в рот кусок сахару, сказал:

— С наступающим. Согреться надо. За хозяйку и хозяина.

Он выпил залпом всю чашку.

— Замечательно. Жизнь. Красота. Пустыня снега. Видения прекрасных дев, разбойники, Захар, прелестные дети. Эта ночь, звезда Вифлеемская… В душе светит радость дружбы. Праздные мечты! Привет тебе, великий праздник!

Все встали, и доктор запел:

Помню я, давно, еще в ранней молодости, когда мы были учениками, гимназистами, то часто слышали от старших, от родственников, знакомых страшное слово «нигилист». И удивлялись. Нигилисты были особые люди — с длинными волосами, нечесаной бородой, на плечах пледы, широкополая шляпа, суковатая палка, карманы набиты книжками, прокламациями…

Вскоре появилось новое слово: «социалист», а затем еще страшнее — «анархист». Этих людей, мы слышали, ловили жандармы. Поймают и везут в Сибирь на поселение. Их доводилось изредка встречать, и они внушали нам страх.

Но было еще прозвище человека, очень странного и неуловимого, которого называли «стрекулист». Те все занимались политикой, у них были партии, они уходили глубоко в подполье, а стрекулист держался на поверхности.

Впрочем, опознать его сразу было трудно. Так, бывало, про молодого человека, как будто серьезного, озабоченного делами, ищущего место службы, вдруг скажут:

— Ну что!.. это стрекулист…

Стрекулисты есть и сейчас. Чаще всего — он худ, моложав, брит, одет чисто, ласков, услужлив, знает в городе всех, все дела, всю подноготную каждого. Он — инициатор дел, у него всегда идеи, которыми он поражает. Он может быть всем — адвокатом, врачом, режиссером, антрепренером. Стрекулист всегда обещает и никогда не выполняет данного обещания. Быстр, находчив, нахален, важен и горд. Новатор, всегда в делах. Живет неплохо.

Однажды летом в деревню ко мне композитор Юрий Сергеевич привез стройного, высокого, средних лет человека, одетого элегантно, с зачесанными назад волосами.

И сразу мне почему-то показалось, что этот человек никогда не был в деревне.

Войдя ко мне в мастерскую, он все глядел по сторонам бегающими глазами.

— А вы мало бывали в деревне? — спросил я.

— Никогда, — ответил он.

— Он, брат, городской, европеец, — сказал Юрий. — Ему деревня не нужна. Он, брат, создает новый театр. Артистов собирает. Я помогаю. Покуда еще ничего нет. Покуда еще пьем, разговариваем. Собрали труппу. Заехали вот к тебе, он тебе расскажет. У него в голове столько сюжетов, что на всех композиторов хватит.

— Простите, — сказал новый знакомый, — я удивляюсь: здесь леса, глушь, безлюдье, как вы можете здесь жить? Ваше место в Европе. Вам нужны дворцы, шум, лавры, крик, пресса, поклонники, цветы. А здесь?.. Колодезь какой-то, старый сарай, лесная даль, крапива… Я не знаю даже, что сказать…

Тут я почему-то подумал: «А не стрекулист ли он?..»