Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Нет уж, бросьте ваши шутки. Не до того. Старушка хороша сидит за печкой. Видали? Благодарю покорно! Приехали! Как это только ехать будем отсюда.

— Запрёг, — сказал, войдя, возчик, — только вот что, как хотите, ехать трудно, не приведи Бог. Круча под Покровом. Ночь темная, воробьиная. С кручи бы не ахнуть.

— Это еще что за штучки! Что значит «воробьиная»?

— Выйдите, поглядите. Руку свою не видно около. А дорогу совсем ничуть. Не доехать…

— Ерунда, — сказал Василий Сергеевич.

— Чего, чего пришел, острожный, убивца, кто тебя звал?

Старуха, ползя на руках, показалась из-за печки.

— Идем! — не своим голом крикнул Василий Сергеевич.

Потушив лампу, мы ощупью вышли на крыльцо избы. Кругом было так темно, что мы не видали друг друга.

Возчик Иван Васильевич отошел, и слышно было впереди, как фыркали лошади, — нам их не было видно.

— Идите, — позвал Иван Васильевич.

Мы все пошли на его голос…

— Вот, вот сюда… эвота… Сядете ль?.. Я сейчас пойду в избу, забыл корзинку, возьму.

Вдруг резко осветилось окно избы, и послышался крик.

— Расточись, свят, свят! Убивца, не боюсь я тебя. Пошто пришел?

Мы ощупью сели на подводу.

Иван Васильевич примостился впереди.

— Ну, трогай, грех неровный, — сказал он, хлопнув вожжами.

Лошади медленно двинулись и остановились.

— Вот ведь, — обернувшись, сказал Иван Васильевич. — Как поедешь?

Он опять дернул лошадей. Они пошли, и под колесами захлюпала вода.

Когда проехали горку, переднее колесо за что-то зацепило. Телегу наклонило на сторону. Юрий соскочил с повозки.

— Стоп, — сказал Василий Сергеевич и тоже соскочил. — Я пойду пешком. Буду держаться за телегу.

В это время сзади нас, на крыльце избы, раздался громкий смех.

— А-а-а, а-а-а, испугался!

Что-то жутковатое было в этом смехе старухи среди темной ночи.

— Благодарю вас, — сказал Василий Сергеевич. — С вами, как ни поедем, всегда чепуха выходит. Хороша старушка. Поезжай, Иван Васильевич, чего здесь ждать?

— «Поезжай»… Да как поедешь-то? Чего старуха? Пущай! Она без ума, а все же в избе лучше. Ехать нельзя, как хотите. Вернемся. Я самовар поставлю, сена принесу, а с утра будет по-другому. Ночь перетерпим. Чего же от жилья ехать? Да и что? Сами видите. Нельзя доехать. Застрянем. А может, опять дождь. Вот опять накрапывает.

Сверкнула молния, и послышался гром.

Иван Васильевич взял лошадей под уздцы и повернул назад к избе мельника.

Входя в избу, он опять зажег лампочку. Все вошли в избу. Что за притча, — старухи в избе не было! Все как-то переглянулись, а Василий Сергеевич, прищурив один глаз, таинственно сказал:

— Старушка-то слепая? Да-с? А вы уверены — старушка ли это?

— А чего? — спросил Караулов. — Она здешняя, ушла куда-нибудь, мало ли что слепая.

— Да-с?.. старушка?.. А я вот ружье заряжу и под икону в угол сяду, тогда пускай-ка приходит. Я ей покажу…

И Василий Сергеевич, не снимая шапки, сел за стол в угол под иконой, держа около себя ружье.

Караулов из корзинки доставал закуски.

— Что же это ты, Вася, под икону сел, а в картузе? — спросил я.

— Это верно, — спохватился Василий Сергеевич и быстро снял картуз.

Все-таки, выпивая и закусывая, друзья мои удивлялись, куда могла деться слепая старуха в такую ночь.

Принесли самовар, и, разливая чай, Иван Васильевич, качнув головой, нерешительно сказал:

— Есть отчасти, бывает этакое-то, старуха, кто ее знает! Ночное дело. Мельница! Никого нет. Может, это не старуха, а душа. Упокойница, может, какая прежняя. Народа-то нет — она и пришла.

— Знаете, Константин Алексеевич, с вами еду в последний раз. Я и ехать не хотел. Нет, зовут! Ты тоже, Юрий: «Едем, едем!» Дьявол бы вас всех подрал!..

— Что же это ты, Вася, под иконами сидишь и чертыхаешься?

— «Чертыхаешься»! Вы доведете! Не угодно ли — спать теперь не будем. Как хотите: придет эта «покойница» — я ее из ружья дробью шаркну. Довольно, скажу, голубушка, шляться. Подите, дурачков пугайте, а у меня ружьецо-с заряжено. Нечего по ночам гулять.

— Ну и сердит ты, Вася, — сказал Юрий. — Ты, чего доброго, сдуру и вправду ухлопаешь несчастную старуху!

— Сдуру — не сдуру, а я вам покажу!..

Василий Сергеевич, вдруг выскочив из-за стола, открыл окно и с остервенением стал палить из ружья — «раз! раз!».

— Какой леший в окно стреляет? — послышался мужской голос из сарая мельницы.

— А ты кто такой? — закричал Василий Сергеевич. — Иди сюда.

Издали послышались шаги, отворилась дверь, и вошел низенького роста, бородатый, заспанный мужик.