Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

Доктор наклонился над больным, пальцем поднял ему веко и сказал:

— Смотрите кверху!

Пациент посмотрел кверху.

— Ну, а теперь вниз.

Больной купец посмотрел вниз.

— Кусок бумаги!

Больной позвонил в звоночек и крикнул:

— Аннушка!

Аннушка принесла бумаги и чернил. Доктор написал рецепт.

— Вот, пошлите в аптеку, — сказал доктор. — Вам принесут пузырек, вы выльете все содержимое в стакан и выпьете на ночь перед сном. Снов этих у вас больше не будет. Ну, а завтра я вас навещу.

И доктор ушел.

— Вот, заметь, — сказал больной, — и каши нельзя!.. Глаза у меня глядит!

— Чудак ты, право!.. Он доктор, так ведь он в науку свою верит. Наукой живет.

— Ну и дьявол с ним и с его наукой! — рассвирепел вдруг больной. — А то вот что! Будь друг, сходи, Аполлинарий Михайлович, в Охотный, купи гуся пожирней да у Смирнова захвати бутылку — белая головка, да коньячку три звездочки. Авдотья гуся зажарит, с капустой, к обеду, и мы завтра с тобой поглядим, узнает он про это самое иль нет! Надо же чем-нибудь стерьозу эту самую из жил выгонять!.. Не пузырьками же!..

Тихий июльский жаркий день склонялся к вечеру.

Вечернее солнце розовыми лучами освещало небольшую деревянную мельницу. В соломенной крыше с торчащими жердями, в небольших сосенках, идущих по песчаному бугру, в подмосте плотины, в длинных вечерних тенях от ольховых кустов, — во всем была разлита какая-то печальная отрада летнего вечера.

Среди тишины слышно было, как капала вода с колес мельницы. Помола не было и на мельнице было скучно.

Мельник Никон Осипович уехал с семьей в Заозерье к родным.

Я и приятели мои сидим у дома мельника. Стол и лавки вынесли из избы наружу, и возчик, Иван Васильевич, подбодрил самовар.

— Скучно одним-то, — сказал Иван Васильевич, — повадней, когда народу-то много.

— Как бы молока достать? — спросил приятель Василий Сергеевич.

— Как достать? Попытаю, пойду погляжу в избе. Вот ведь тоже, смотрите, уехали в Заозерье, а ничего не заперли. На три дня ведь Никон уехал.

— А ты почем знаешь? — спросил я.

— Знаю, праздник в Заозерье приходский; ну, туды уехали. Так уже заведено. Родня там у ево.

— Значит, нам придется одним быть. Благодарю вас! А вот тучи собираются, видите, гроза будет.

Действительно, в вечернем небе клубились тучи, надвигались друг на друга, и в высоте над нами края их ярко освещались заходящим солнцем.

Потемнели сараи мельницы; соседний сосновый лес стал как угрюмая стена; как гребень, выделялись верхушки огромных елей, уходя вдаль.

Солнце село за тучи, и сразу потемнело кругом.

Блеснула молния, и раздался удар грома.

— Начинается! — сказал Василий Сергеевич.

Сразу хлынул дождь, и бурая река покрылась пузырями.

Гром ударил сильнее.

Мы вбежали в дом. В доме было темно. В каморке за печкой слышим хриплый голос:

— Господи, помилуй, Господи, помилуй.

— Ишь, — сказал возчик, — тут кто-то есть.

И он пошел за печку.

Мы хотели зажечь свет, но не было ни свечи, ни лампады.

— Кто? Чего тебе надо? Уехали, уехали, — сказал голос за печкой.

Иван Васильевич, вернувшись, сказал:

— Там какая-то старуха…

— Зажгите же свет, — крикнул Василий Сергеевич.

— Чего вы? Кто вы? какой народ? Батюшки! Господи, помилуй! — причитала в своем углу невидимая старуха.

Раздался сильный удар грома, и дробнее в окна застучал дождь.

— Уедемте отсюда, — горячился Василий Сергеевич, — я здесь не останусь!

Иван Васильевич принес лампочку и зажег. Она тоскливо мигала на столе.

Из-за печки все доносилось бормотание старухи:

— Чего приехал, как бы знамо? Ишь, беда, пропащий. Кабы знамо, заперли бы меня… А ну, вот на!.. Пошел!.. Уходи!.. Леший!.. Проклятый! А-а-ах!

Юрий Сергеевич взял лампочку и пошел за печку.

— Что это она там? Посмотрю.

За ним пошли тихонько мои приятели.

За печкой в углу, прислонившись к бревенчатой стене, на полу сидела в лохмотьях древняя старуха и смотрела слепыми белыми бельмами как-то вверх.

Мы все были поражены ее жалким видом.

Вернувшись назад к столу, приятели сидели молча.

Охотник Караулов вынул закуски, отрезал кусок колбасы и ел молча.

— Как бы уехать отсюда? — спросил я возчика Ивана Васильевича.

— Что же, попытаем, — нерешительно ответил Иван Васильевич и пошел во двор к лошадям.

Гроза удалялась, но молния сверкала часто, и дождь лил как из ведра. Ночь потемнела.

— Молока-то нет, — говорил Караулов. — Корова-то пришла в сарай, я видел. Вот, Вася, ты пошел бы, подоил.