Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Эй, постой, — услышал я хриплый голос сзади.

Прохожий бежал за мной. Я напрягал все силы, чтобы уйти от него. Долго бежал, и мой преследователь стал отставать.

Впереди ехали возы в Москву. Я подбежал к возам. В накинутых рогожах шли возчики у возов. Один посмотрел на меня и спросил:

— Чего ты бежишь?

— Да вот, какой-то за мной бежал, должно быть, сапоги снять с меня хотел…

— Не бойсь, иди с нами. Ты, знать, певчий. С нами до Мытищ певчий от Троицы шел. Тоже боялся. Зря… Чего у певчего взять? Мы посуду везем. Тоже, гляди да гляди. Воруют из возов парнишки. Вона, Москва светится. Скоро приедем.

У Крестовской заставы в Москве блестят окнами трактиры. Возы повернули к ним. Крыши, колодезь у трактира, лошади были покрыты первым снегом. Мерцали фонари, пахло зимой.

В десять часов я пришел домой в Рогожскую.

С озабоченным и обеспокоенным лицом встретила меня мать.

За чаем сидели брат, Левитан, Мельников — сын писателя Мельникова-Печерского. Я рассказал им, как хорошо в деревне у Егорки, — никогда б оттуда не уехал.

— А что тебе нравится? — спросил меня Мельников.

— Все, — ответил я.

В конце февраля, утром, смотря в окно своего деревенского дома, — за частоколом, где жидкие сучья малинового сада, за колодцем, увидел просвет неба. Какой-то другой — теплый, румяный. В нем было что-то радостное, живое — дуновение весны.

Утреннее солнце осветило деревянный колодец и сарай, и в желтых лучах солнца тоже было что-то живое, радостное, отрадное — дуновение весны… Я не отрываясь смотрел в окно. Как хорошо! Розовые дали лесов за болотом и большие березы положили синие тени на рыхлый снег. Все как-то ярче, бодрей.

Смотрю в окно. Подошел ко мне приятель мой, Василий Сергеевич, тоже посмотрел в окно, потом на меня и спросил:

— Что это вы смотрите в окно?

— Да вот смотрю на небо за колодцем, в нем весна есть… До чего хорошо!

— Да что вы, какая весна. Еще до весны далеко. Это вот в середине апреля грязища начнется, лужи, ни на санях, ни на колесах…

— Вот и я, — говорит, прихлебывая чай, другой мой приятель, Коля Курин, — терпеть не могу весны. Ну, когда еще сирень цветет, май — туда-сюда… Да и то!.. Весной в голову всякая чепуха лезет, и всегда у меня истории выходят… Экзамены, придешь домой усталый — и всю ночь ученицы-консерваторки в голове вертятся; до того, что я даже бромистый калий принимаю… Получил, помню, письмо — прямо ко мне на квартиру пришло. Читаю: «Виктор, я, кажется, беременна…» Что за ерунда! Смотрю, конверт — на мое имя. Письмо подписано «Зоя». Думаю, кто такая? И вдруг вспомнил: поет в студии. В тот же день встречаю ее. «Вот вы, — говорит, — какой! Я вам писала, что же вы не пришли, я нарочно устроила свидание у своей подруги. Там так уютно, мы были бы одни…» — «Позвольте, — отвечаю, — ваше письмо я получил. Но оно несколько странное». Вынул письмо из кармана и читаю. Она вдруг зашептала, вырвала листок у меня из рук: «Это оттого, что я все время думала о вас, перепутала имя…» — «Как перепутали имя? Я, кажется, тут ни при чем…» — «Какой вы педант!.. Посмотрите, весна какая — тут все забудешь, сирень цветет, в Пушкине соловьи поют. Поедемте в Пушкино. В лесу ландыш распустился… Поедемте, у меня там знакомые — подруга».

«Поеду, — думаю, — все равно, будь что будет… Сидишь в Москве — надоело». Посмотрю природу, лес весенний.

Приехали. Дача. Прошли в калитку. А на террасе здоровый такой, в очках, на меня смотрит.

Зоя Андреевна представляет его. Оказывается, этот-то самый верзила — Виктор и есть. Я как-то скверно себя почувствовал. Еще подруга Зои, муж подруги, студенты какие-то…

Думаю: «Зачем я приехал?» Выбрал время и тихонько говорю Зое:

— За каким же чертом вы меня позвали? Ваш Виктор здесь.

— Это ничего не значит… Пустяки…

Смотрю, Виктор отводит ее в сторону, сердито прочитывает письмо и показывает на меня. У меня сердце оборвалось.

Зоя вырвала у него письмо и говорит:

— Перепутала. Это письмо учителю музыки, успокойтесь, он старый хрыч. — Она с лукавою улыбкой обернулась ко мне. — Вы его знаете, не правда ли?.. Скажите Виктору, кто он.

Я мельком взглянул на письмо, — приглашение мне на свидание, — и говорю:

— Да, я его знаю — старый человек, глухой…

— Странно, — заметил Виктор, — глухой… Как же он уроки музыки давать может?

Мы остались с Виктором вдвоем. На террасе накрывали завтрак, звенят малиновки, так хорошо , весна, сирень цветет. А на душе ерунда: зачем я приехал!..