Сашка замялся и весь покраснел, лицо его наливалось все гуще свекольной кровью. Нет, что угодно, а он все равно не сможет сказать ей, что загадал, даже пускай и намеком!..
— Не можете вслух — тогда напишите, — сказала она, заметив его смущение. — Вот вам бумага, вот карандаш. Хотите — здесь напишите. Или пройдите в ту половину, там тумбочка.
Он долго сидел за перегородкой и написал какую-то чепуху со многими многоточиями. Вышел по-прежнему красный, сунул не глядя записку ей в руку. Бесцеремонно ее развернув, она начала читать. Краешком глаза он видел, как дрогнули ее тонкие губы, затрепетали подкрашенные ресницы. А он сидел, будто насыпали под него горячих углей… Что она скажет, когда прочитает? А если пощечину даст?..
Но она, прочитав, усмехнувшись одними глазами, лишь подрожала ноздрями:
— Не очень, конечно, ясно, но в общем понятно. И не смущайтесь, в вашем возрасте такое желание естественно.
Словно угадывала она его мысли, самые сокровенные, каким-то своим, не известным ему путем.
— Знаете что, давайте-ка потанцуем, ведь у меня патефон.
— Я не умею, — снова смутился Сашка.
— Это неважно, сначала просто послушаем… Какие пластинки вам нравятся?
Он назвал. Подумав, добавил еще одну, название которой забыл, помнит только, что там поется про угол…
— «Наш уголок нам никогда не тесен, когда ты в нем, то в нем цветет весна…» — пропела она. — Эта, что ли?
Он согласно кивнул.
— Ну что ж, и такая имеется.
Сняв с патефона на полукомоднике белую вышитую салфетку, достала стопку пластинок: «Сами будете выбирать или доверите мне?»
Он кивнул: выбирайте.
Прослушали «Дождь идет», меланхолический и мечтательный. Где-то посередине музыки грустно, раздумчиво несколько фраз на незнакомом, чужом языке пропел мужской баритон, красивый и обволакивающий. Слушали дальше «Брызги шампанского», разымчивые, искрящиеся, страдательное и мучительное «Вернись…».
— Давайте все же попробуем танцевать, — предложила она. — Не бойтесь, я вас буду учить, это совсем несложно… Идите сюда, становитесь. Та-ак… Левой рукой обнимите меня за талию, в правой держите руку. Под счет «раз-два-три» начинаем. Пока что без музыки. Сначала я вас поведу, вы повторяете всё, все движения, а как только немножко научитесь — вы меня поведете… Ну, начали: раз-два-три!.. раз-два-три!.. Ой, да не наступайте же на ноги, а поворачивайтесь, поворачивайтесь за мной! Вы же на месте топчетесь, как медведь…
В отворотах халата виднелись ее длинные груди. Ему показалось, она плотнее, чем нужно, прижималась к нему своим мягким податливым телом, и это вязало, сковывало его.
— Нет, так не выходит! — разочарованно проговорила она. — Давайте попробуем с музыкой… — И поставила вальс.
— Ну, начали… Раз-два-три!.. Раз-два-три!.. Раз-два-три! Вот сейчас уже лучше… Раз-два-три… Так, совсем хорошо. Делайте так и дальше, на вас положительно действует музыка…
Пластинка, шипя, замолкла.
— Давайте теперь без музыки… Раз-два-три!.. Раз-два-три!.. Нет, опять вы не так, снова на ноги мне наступаете… Бог ты мой, легче слона обучить!
Она отпустила его и в изнеможении упала на стул, уронив свои руки, как неживые, и полуприкрыв глаза. Потом поднялась, оправила на себе халат и заявила, что с танцами как-нибудь в другой раз, а сейчас предлагает перекусить. Сходила за переборку и принесла графинчик с рубиновой жидкостью, нарезанный на тарелку сыр, колбасу и хлеб.
— Хочу угостить самодельной настойкой… Вы когда-нибудь пили вино?.. Как, никогда не пили? Не верю! Такой красивый, здоровый — и… Нет, не может этого быть! — заговорила она деланно-изумленным голосом. — Считайте, что я вас первая совратила, — продолжала она, наливая (себе — небольшую рюмку, ему — пузатый фужер), и подняла свою рюмку: — Чокнемся с вами за дружбу, за все хорошее…
Хлопнув фужер и почти не закусывая, он почувствовал вскоре, как по телу его медленно растекалось блаженство, как все вокруг закружилось легким приятным кружением, и сразу все стало просто, доступно, легко, горячо. А она, приложившись губами к рюмке, стала поглядывать на него сквозь стрельчатые ресницы откровенно зазывным взглядом. «Да ну же, будь посмелей!» — говорил этот взгляд.
Он попытался обнять ее, но она вдруг туго уперлась ему в грудь руками. Он сразу же сник, опустился на стул. Сидел отрешенно, пока она снова не подошла и начала его вдруг подбадривать. Потом неожиданно предложила: «Саша, давай перейдемте на «ты»! Я разрешаю тебе называть меня Женей, мне это будет приятно… Договорились?»
Читать дальше