Александр Зеленов - Призвание

Как бы сложилась его жизнь в дальнейшем — все это весьма гадательно, но в волисполком пришла телеграмма: в срочном порядке мобилизовать на деникинский фронт половину партийной ячейки.

Бросили их, партийцев, сначала на подавление восстания кулаков, которых поддерживали «зеленые», а когда оно было подавлено, их, еще не обстрелянных как полагается, вдруг принялась шугать и теснить мамонтовская конница, а потом и погнала аж до самого до Тамбова.

При отступлении он заболел сыпняком, был отправлен в глубокий тыл, а по излечении отпущен по чистой: как было сказано в документе, ввиду непригодности к походной военной жизни и по летам.

Нужной работы в селе для него не нашлось. Пожил у матушки, отдышался, решил обратиться к уездным властям, где во главе находился давний его знакомый, старый партиец Никитич.

Направил его Никитич в Укомгоссор, в уездный то есть комитет государственных сооружений, сказал, что там срочно требуется маляр, но маляр не простой, а партийный, без предрассудков, с идеями. Суть же в том заключалась, что надобно было в одном неближнем селе церковь снутри покрасить и в комсомольский клуб превратить. Кресты с нее уже были сняты, всю утварь убрали, и оставалось только покрасить стены и своды, замазать святых.

В Укомгоссооре был свой маляр, но с предрассудками, верующий. Что касаемо крыши и пола, сказал он, могу хошь сейчас, а на святителей руки не подымаются…

Тут и его, Григория, взяло сомнение: а что, если росписи те старинные? Не раз уж они, мастера, обжигались на этом: замажут, а это школа Рублева или Дионисия…

Возвратился к Никитичу, выражает ему эти свои сомнения. Хоть, говорит, мне ничего и не стоит святых тех замазать, искусства большого не требуется, да только к чему же замазывать их, разве они мешают? Наоборот, говорит, темные массы скорей убедятся, что бога нет, если увидят, как молодежь на глазах у святых веселится, разные танцы отплясывает. А в дальнейшем течении жизни человечества, когда на всем земном шаре не останется ни одного верующего, тогда тем более не страшны эти святые будут, а даже совсем напротив, они-то как раз и покажут наглядно коммунистическому человечеству, чему поклонялись их далекие несознательные предки.

Выслушал эти сомнения его Никитич, похлопал Григория по плечу и сказал:

— Потолок и своды покроешь белилами, а стены суриком, чтобы светло и красно было в нардоме и комсомольцам приятно. Это тебе боевое задание, Халдин!..

Боевое так боевое. Получил он все нужные матерьялы, дали ему в подводчики местного мужика. «Куда направляемся?» — спрашивает Григорий. «В Рыковку». — «Это какая такая Рыковка, что-то я не упомню?» — «А это посля революции так назвали, а допрежь село называлось Спасским, там ишшо монастырь Святозерский стоит…»

Услышал Григорий такие слова и чуть из телеги не выпал. Так вот куда они едут! Назад тому тридцать лет он ведь ехал туда же, но молодым, полным силы и светлых надежд, жизнь его только еще начиналась. Вспомнились и Фомич, и Евстолия, любовь его первая, тайная, и как удирал из церкви, где, между прочим, писал ту картину, сколько труда в нее, сколько сердца вложил…

До Рыковки добрались только к вечеру. Спать уложили Григория комсомольцы на сеновале.

Проснулся, когда в щели сарая едва пробивалась заря. Долго лежал, соображая, где он находится. Потом взял орудия своего производства и отправился в церковь. Вошел — и сразу же в правый придел…

Картина его за тридцать минувших лет потускнела, потрескалась сильно, но все равно заставляла болеть его постаревшее сердце, так много с тех пор перенесшее.

Он долго стоял перед этой своей картиной.

Потом начал медленно разводить сурик.

Поднял тяжелую, будто свинцовую, кисть.

Обмакнул в ведро.

Первый мазок — как кровавая рана…

Второй и третий мазок…

Он мазал широкой малярной кистью и думал, как некогда здесь молодым, на этом вот самом месте, он превращал мертвую краску в живую, полную жизни картину, а вот теперь, спустя тридцать лет, происходит обратное: своею рукой он превращает живую картину в мертвую краску…

Комсомольцы, придя, удивились, что начал он мазать не с потолка, а откуда-то с арки, со стороны, но он им ответил, что дело свое он знает и сделает все как нужно.

Через несколько дней работа была закончена.

Он раздобыл на селе самогонки, ушел на озеро, на то самое место, где когда-то увидел молоденькую монашку, и справил поминки по первой своей настоящей картине, по первой своей любви и по собственной молодости…