Уоррен Уолз, не глядя на свою жену, сказал с усмешкой:
— Несмотря на то, что они дочери. Но я надеюсь, что когда-нибудь у нас появится и сын.
— Мартини, скотч, бурбон? — спросил Ивен. — Я буду скотч.
После этого все уже пошло так, словно ничего плохого на свете не существует и раньше не бывало и никогда не будет.
У Ивена и Суон были душевые. Они намылили свои тела; теплая вода смыла с них пену, пот и грязь, а заодно — пусть и не надолго — недоверие, гнев, ярость, стыд, отчаяние. Они надели свежую одежду. То же самое сделали у себя дома Уоррен и Мэй.
Жаркий день понемногу шел на убыль. Скоро наступит вечер — самое лучшее время. Опустится прохлада, все примолкнет и потемнеет, и будут недолгие сумерки, с рдеющей полоской неба — там, где закатится солнце.
И тогда они — еще вчера незнакомые, в общем-то, еще совсем чужие друг другу люди, мужья и жены — сойдутся между собой. Они сойдутся, сблизятся, будут добры друг к другу. Им будет приятно видеть друг друга. Их голоса живо откликнутся один другому. Они припомнят что-то хорошее — каждый свое, — и, припомнив, порадуются тому, что это было. Они будут занятны, милы, заботливы, остроумны. Будут выпивать снова и снова. Они даже смогут смеяться. Один из них придумает и отмочит что-то такое, от чего всем станет смешно, и они будут так заливаться смехом, что даже слегка засмущаются. И сами сумерки покажутся им смешными. Будет багровеющий закат, тишина виноградника, дети, играющие на заднем дворе; внезапно подумается об огромном милосердии, доброте и беспокойстве детей о них, вспышкой промелькнут воспоминания об их шалостях и безобразиях, как если бы их детство уже осталось позади.
Они пока что остаются вместе, и плохое отодвинуто в сторону. Почти забыто. Почти, но не совсем. Неизбежно — и вскоре — проснется ноющая боль воспоминаний и будет терзать их, снова и снова.
И все-таки какое-то время они бы благоденствовали. Да, они знали бы, что это благоденствие — химера. Они знали бы, что будущее беспросветно и печально, но не стали бы из-за этого тужить. Они будут держать стаканы, пить, и говорить, говорить, говорить — без умолку, взахлеб, бессвязно.
— Не знаю, не знаю, что вы скажете о Дейде, — сказал Ивен.
— Он ваш брат, — ответил Уолз.
— Я имею в виду, как о фермере.
— Ну, худшим в мире я считал себя, — сказал Уолз, — но думаю, что по этой части Дейд меня превзошел. Прок нам от этого невелик. У Дейда дела идут неплохо, и у меня тоже. У нас было три гнилых года подряд, но если мы и не разбогатели, то и не разорились. Если твой участок оплачен — как у Дейда или у меня — то, даже урожай плох, ты не будешь в убытке. Выплатить за участок — непростая вещь. Но когда с этим покончено, жизнь налаживается. Скучновато, конечно, но где не так?
— А чем занимается здесь Дейд?
— В каком смысле?
— На винограднике своем работает?
— А как же, — сказал Уолз. — Подрезает кусты. — Шестьдесят акров виноградника — это значит четверым работы на шесть недель. Дейд нанимает троих и работает с ними. Я имею в виду, что он не укладывается днем вздремнуть или что-то в этом роде только потому, что он хозяин. Он становится за работу вместе с ними, вместе с ними делает перерыв на обед, садится за стол вместе с ними, и заканчивает работу, когда заканчивают они. Я знаю, что он любит обрезать лозу. Обрезку делают с начала декабря до конца февраля. Он каждый год начинает первого января. В этот день он работает один, а на следующий день к нему присоединяются трое работников.
— Значит, он взаправду работает на винограднике? — спросил Ивен.
— О да, — сказал Уолз. — Когда я сказал, что он худший в мире, я имел в виду, что он обходится без всего того, чему научены юнцы из сельскохозяйственного колледжа. Однажды я спросил его, почему он не убирает водоросли из своих оросительных каналов, так он ответил, что они ему нравятся. Не кажется ли вам, что Дейд никогда не работал?
— Работа его и впрямь никогда не привлекала, — сказал Ивен. — Устраивался, еще мальчишкой, подработать ненадолго, вот и все.
— На винограднике все по-другому, — сказал Уолз. — Тут он сам себе хозяин. Что может быть лучше?
— Это верно, — согласился Ивен. — А как насчет сбыта?
— Этот рынок исчез, — сказал Уолз. — Его разрушали годами. У нас нет виноделов. Есть химики. Они делают вино так же, как шампунь.
— Нет, я имел в виду, делает ли Дейд вино? И вы?
— Я — делаю, несколько галлонов в год, просто для удовольствия, — сказал Уолз. — Не знаю, делает Дейд или нет. — Помолчав, он спросил: — Как думаете? Подходящая это жизнь?
Читать дальше