Мне было двадцать пять или двадцать шесть, что-то около того. Кончики пальцев у меня были желтые от сигарет. Моя девушка была беременна.
Поездка на метро стоила пятьдесят центов, девяносто центов, доллар. Я правда не помню.
Снаружи перед входом в клинику пикетчики брызгали на нас святой водой, сжимая намотанные на пальцы четки. Мужчина в темных очках шел за Мишель по ступенькам до самых дверей и тихо нараспев говорил ей что-то на ухо. Думаю, он молился. Что за слова были в той молитве? Я бы спросил у нее. Но сейчас зима, горы вокруг меня высоки и завалены снегом, и теперь мне ее ни за что не найти.
На третьем этаже Мишель протянула свой талончик медсестре. Они вместе ушли за шторку.
Я пошел в другой конец коридора, там показывали небольшой фильм про вазэктомию. Позже я как-то сказал ей, что вообще-то мне давно сделали вазэктомию, так что забеременела она от кого-то другого. А еще однажды я сказал ей, что у меня неоперабельный рак и что я скоро умру и оставлю ее, навсегда. Но ничего из того, что я мог придумать, неважно, насколько это было драматично или чудовищно, не могло заставить ее раскаяться или любить меня так, как в начале, когда она еще не знала меня по-настоящему.
Так вот, они показывали нам этот фильм, нас было то ли двое, то ли трое, то ли четверо, тех, кто ждал там своих женщин. У меня перед глазами все плыло, потому что меня пугало то, что они делали с Мишель и с другими женщинами и, конечно, с маленькими плодами. После фильма я поговорил о вазэктомии с мужчиной, который там работал. У него были усы. Он мне не понравился.
– Вы должны быть уверены, – сказал он.
– Я не хочу, чтобы от меня опять кто-нибудь забеременел. Это точно.
– Хотите записаться на прием?
– Хотите дать мне денег?
– Чтобы накопить, надо не так много времени.
– Чтобы накопить, мне понадобится вечность, – поправил я его.
Потом я сидел в приемной и ждал. Через сорок пять минут вышла сестра и сказала мне:
– С Мишель все хорошо.
– Она умерла?
– Нет, что вы.
– Я как будто хотел бы, чтобы умерла.
Она выглядела напуганной.
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Я прошел за шторку к Мишель.
От нее плохо пахло.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Что они в тебя засовывали?
– Что? – сказала она. – Что ?
Медсестра сказала:
– Так. Выйдите отсюда. Выйдите отсюда.
Она ушла за шторку и вернулась с большим черным парнем в накрахмаленной белой рубашке и с таким дурацким золотым жетоном.
– Думаю, этому человеку незачем здесь находиться, – сказала она ему, а мне она сказала:
– Не хотите подождать на улице, сэр?
– Ладно ладно ладно, – сказал я, и всю дорогу, пока я спускался по лестнице и выходил из клиники, я повторял: – Ладно ладно ладно ладно ладно ладно ладно.
Снаружи шел дождь, и большая часть католиков столпилась под навесом у соседнего дома, прикрывая головы своими табличками, чтобы защититься от непогоды. Кто-то плеснул святой водой мне на щеку и сзади на шею, но я ничего не чувствовал. Еще много лет.
Я не знал, что теперь делать, кроме как ездить на поезде.
Я зашел в вагон, и двери закрылись прямо за мной; как будто поезд ждал меня одного.
Что если бы был только снег? Снег повсюду, холодный и белый, заполняющий все расстояния. И я иду через эту зиму, доверяясь своим ощущениям, пока не оказываюсь перед рощей белых деревьев. И она принимает меня в себя.
Колеса завизжали, и внезапно у меня перед глазами оказались большие уродливые ботинки пассажиров. Шум прекратился. Мы ехали по заброшенным, мучительным местам.
Мимо домов, мимо платформ, я чувствовал, как отмененная жизнь следует за мной сновидением. Призрак, да. След. Что-то, что остается.
На одной из остановок заело двери. Нас задерживали, тех из нас, кто куда-то ехал. Поезд все ждал и ждал чего-то в тревожном сне. Потом он тихонько загудел. Всегда чувствуешь, что поезд вот-вот поедет, еще до того, как он тронется.
В вагон зашел парень, и двери закрылись прямо за ним. Все это время поезд ждал его, ни секунды, ни полсекунды дольше, – и теперь он разбил загадочный кристалл своей неподвижности. Мы забрали этого парня и ехали дальше. Он сидел в передней части вагона, абсолютно не подозревая о своей значимости. Какая печальная или счастливая участь ждала его на том берегу реки?
Я решил пойти за ним.
Он вышел через несколько остановок и спустился с эстакады в квартал, застроенный однообразными приземистыми домами из бурого камня.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу