Владимир Канивец - Крах диссидентки

Почти час произносил свою речь иранец. Получалось так: в мире есть одно идеальное государство — Исламская Республика Иран, один истинный бог — аллах. Говорил он, ни на минуту не сбавляя истерического тона, свойственного не дипломатам, а религиозным фанатикам. Арсений слушал, вспоминал, что он читал о порядках в этой стране, в которой мусульмане действуют методами средневековой инквизиции. Пока что им удалось повернуть колесо истории на несколько спиц назад. Но напрасно они радуются победе: колесо истории, когда его какие-то силы стараются повернуть назад, действует как сжатая пружина: отбрасывает силы, которые действовали на него, и становится на свое место. История это уже не раз доказывала. И если пророк Магомет в священном Коране ничего не сказал о свойстве колеса истории, совсем не значит, что такого свойства не существует.

После выступления иранца председатель объявил перерыв, хотя рабочего времени оставалось еще почти двадцать минут.

Арсений вышел в кафетерий. Взял чашечку, сел за небольшой столик. Не допив еще кофе, увидел, как вошла Вита. Сразу посмотрела не туда, где стояла очередь, а на столики, и Арсений понял: она кого-то ищет. Увидела его, радостно, но сдержанно улыбнулась, постояла какой-то миг, словно раздумывая: подойти или не подходить, и, решившись, быстро направилась к его столику. Арсений не знал, что делать: встать или сидеть и ждать, пока она, спросив разрешения, сядет напротив. Поднялся. Она вплотную подошла к нему, сказала, не подавая руки — ждала, видимо, что он подаст ей свою, — хрипловатым, прерывающимся голосом:

— Здравствуй, Арсений!

— Здравствуй! — Арсений не назвал ее по имени, называть Виолеттой не хотелось — очень официально! — а Витой назвать язык не поворачивался, это прозвучало бы слишком интимно.

— Ты спешишь? — спросила Вита, не садясь и не сводя с него пристального, робкого взгляда, словно пыталась в его глазах прочесть то, что, знала, он ей не скажет. Арсений молчал. — Давай посидим несколько минут.

Она опустилась на стул. Сел на свое место и Арсений. Вита достала из черной сумочки пачку сигарет, протянула Арсению:

— Закуривай!

— Спасибо! — Арсений взял сигарету.

— Видишь, тут научилась. Сначала курила астматол, а потом перешла на табак. С никотином как-то легче дышать. Ты, вижу, упорно избегаешь встречи со мной? — прикурив сигарету от зажигалки, Вита взглянула на Арсения, щурясь от дыма. — А мне так хочется расспросить обо всем, что там дома делается. Может, пойдем сегодня в ресторан, поужинаем, поговорим?

— Мне совсем не хочется нарываться на какую-либо провокацию, стать героем скандальной хроники.

— Так приходи ко мне в отель, — пригласила Вита. — Я живу в «Лайден Гарден», где и наши дипломаты. Говорю, как видишь, наши, ибо все здесь для меня чужое. Ну, зайдешь? Когда тебя ждать?

— Возможно, и зайду, но со временем, — неопределенно сказал Арсений, не желая вступать в спор с Витой.

— А ты уже стал настоящим дипломатом, — усмехнулась одними губами Вита. — Прямо не говоришь, как когда-то говорил. — Арсений промолчал, и Вита продолжала: — Ну расскажи, каким стал наш Алеша? — на слове «наш» она сделала ударение. — Наверное, вырос за эти два года, я его и не узнаю?

— Да, заметно подрос, — Арсений не знал, что говорить Вите о сыне. — В будущем году в школу пойдет!

— А где он сейчас? — вернулась Вита к тому, о чем уже не раз спрашивала.

— У брата Михаила, — правду сказал Арсений.

Вита поморщилась, но ничего не сказала: родственников Арсения она не любила. Подняла палец, показывая буфетчику, чтобы принес кофе, спросила:

— Ну а меня вспоминает?

— Когда я привез его из Яворина в пустую квартиру, он бегал по комнатам и звал: «Мама! Мама!» И хотя я сказал ему, что ты уехала в Америку, он своим малым разумом не смог понять, где ты. Иногда спрашивает: «Когда мама приедет? Завтра?» — рассказывал Арсений все так, как и было в действительности.

В прищуренных Витиных глазах заблестели слезы. Она глотнула горячий кофе, чашку которого поставил перед ней негр-буфетчик, хрипло проговорила, будто размышляя вслух:

— Никогда, никогда не думала, что моя самая большая радость станет самой страшной раной моей души…

Долго молчали, не глядя друг на друга. А когда Арсений взглянул на часы, Вита всполошилась, поняв, что он хочет уйти.

— Можно… дотронуться до твоей руки? — просительно глядя на Арсения, проговорила Вита.

Для Арсения это было так неожиданно, что он не сразу нашелся, что сказать, только смущенно улыбнулся. Вита, видима, приняла эту улыбку за согласие, поскольку Арсений не убрал руку со столика, и осторожно положила свою холодную потную ладонь на его кисть. Арсений почувствовал: чужая рука. Не струится из нее особое тепло, какое излучает только любимая женщина и какое он прежде ощущал, едва касался ее. Пальцы Витиной руки задрожали, будто по ним пробежал ток, она порывисто вскочила, ловя его взгляд своим робким взглядом.