– Вы только взгляните, герр Брэдшоу, – она выгнула в мою сторону запястье, – что герр Норрис подарил мне на день рождения. Я так растрогалась, что, хотите верьте, хотите нет, просто расплакалась, и все.
Речь шла об изящном золотом браслете стоимостью по меньшей мере марок в пятьдесят. Я был не на шутку тронут:
– Как мило с вашей стороны, Артур!
Он покраснел. Он сконфузился:
– Маленький знак внимания, не более того. Я просто передать вам не могу, каким утешением стала для меня фройляйн Шрёдер. Я бы с удовольствием нанял ее на работу: в качестве постоянного секретаря.
– Ой, герр Норрис, что вы такое говорите!
– Уверяю вас, фройляйн Шрёдер, я совершенно серьезно.
– Теперь видите, герр Брэдшоу, как он издевается над бедной старой женщиной?
Она была уже слегка пьяна. Когда Артур налил ей еще рюмочку шерри, она плеснула себе на платье. А как только суматоха, вызванная этим маленьким досадным происшествием, улеглась, он сказал, что ему пора:
– Как ни жаль, но я вынужден вас покинуть. Даже в такой знаменательный день… долг превыше всего. Да, надеюсь нынче вечером увидеться с вами, Уильям. Может быть, поужинаем где-нибудь вместе? Как вам, неплохая мысль, а?
– Просто замечательная.
– Ну, тогда я говорю вам au revoir до восьми часов вечера.
Я отправился распаковывать чемоданы, и следом за мной ко мне в комнату пришла фройляйн Шрёдер и не допускающим возражений тоном заявила, что станет мне помогать. Она была все еще пьяненькая и постоянно совала вещи не туда, куда следовало: рубашки – в ящик письменного стола, книжки с носками – в сервант. И безостановочно пела Артуру осанну:
– Его как будто сам Господь ко мне послал. Я даже перестала в срок платить аренду, чего со мной не случалось со времен инфляции. Жена консьержа несколько раз ко мне поднималась специально, чтобы об этом поговорить. «Фройляйн Шрёдер, – она мне говорит, – мы хорошо вас знаем и вовсе не хотим с вами ссориться. Но нам всем надо как-то жить». Право слово, несколько раз по вечерам я до такого доходила, что почти уже решилась пойти на кухню и сунуть голову в духовку. И тут появляется герр Норрис. Я думала, он просто пришел меня проведать, как раньше. А он возьми и спроси: «Сколько вы берете за ту спальню, что окнами на улицу?» Я так и обмерла. «Пятьдесят», – говорю. Про больше-то я даже и заикнуться боялась, такие настали времена. И тряслась вся, как осиновый лист, лишь бы только он не решил, что это слишком дорого. И что, вы думаете, он мне на это ответил? «Фройляйн Шрёдер, – говорит, – мне бы и в голову не пришло заплатить вам меньше шестидесяти. Это был бы чистой воды грабеж». Клянусь вам, герр Брэдшоу, я готова была руки ему целовать.
В глазах у фройляйн Шрёдер стояли слезы. Я начал бояться, что с минуты на минуту она совсем расклеится.
– И он исправно вам платит?
– Как часы, герр Брэдшоу. Прямо как вы сами, ни больше ни меньше. Я таких щепетильных людей вообще не встречала. Да, вы знаете, он даже не позволяет мне расплачиваться с молочником в конце месяца. Только каждую неделю. «Не выношу мысли, что я кому-то должен хотя бы пфенниг» – так он говорит… Побольше бы таких людей, вот была бы жизнь.
Вечером я предложил поужинать в обычном ресторане, но Артур, к моему удивлению, отказался:
– Дорогой мой мальчик, но ведь там так шумно. Только представлю себе, что нужно будет целый вечер слушать джаз, и весь уже на нервах. Что же касается кухни, то даже и в этом некультурном городе трудно будет сыскать что-нибудь более мерзкое. Давайте пойдем в «Монмартр».
– Но, дорогой Артур, там жуткая дороговизна.
– Не важно. Не важно. Жизнь коротка, и нельзя же вечно экономить каждый грош. Я вас приглашаю. Давайте на несколько часов забудем о тяготах этого жестокого мира и будем просто наслаждаться жизнью.
– Очень мило с вашей стороны.
В «Монмартре» Артур заказал шампанское:
– Событие у нас сегодня настолько особенное, настолько важное, что мы, как мне кажется, имеем полное право слегка ослабить пояса наших революционных власяниц.
Я рассмеялся:
– А дела у вас, кажется, и впрямь пошли на лад.
Артур осторожно прихватил большим и указательным пальцем кожу на подбородке:
– Что ж, Уильям, пожаловаться не могу. В настоящий момент. Не могу. Но у меня такое впечатление, что где-то впереди маячат рифы.
– По-прежнему импорт и экспорт.
– Не совсем… Нет, пожалуй… Хотя в определенном смысле да, импорт и экспорт.
– Вы были в Париже – все это время?
Читать дальше