Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Зачем? В «Рице» все занято?

– Нет.

– Вот и отлично. Дядюшка Гастон просто в обморок упадет, когда услышит, где я теперь живу.

Оказалось, что не собрано еще ничего. Клерфэ позаимствовал у ночного портье огромный, со шкаф величиной, кофр, в панике отступления брошенный немецким майором, и уложил туда платья Лилиан. Сама она сидела на кровати и смеялась.

– Жалко отсюда уезжать, – проговорила она. – Я ведь тут все полюбила. Только я теперь люблю без сожалений. Ты меня понимаешь?

Клерфэ вскинул голову:

– Боюсь, что да. Тебе не жаль расставаться.

С бокалом вина в руке, она снова рассмеялась, вытягивая ноги.

– Теперь уже не важно. Из санатория сбежала – значит, могу отправляться теперь хоть на все четыре стороны.

«Вот так же, пожалуй, она и от меня уйдет, – подумал Клерфэ. – Поменяет, как гостиницу».

– Смотри-ка, сабля немецкого майора, – сказал он. – Должно быть, забыл впопыхах, какой позор для немецкого-то офицера! Оставляю в кофре тебе на память. Ты, кстати, напилась, но по-прежнему очаровательна. К счастью, я еще позавчера заказал для тебя в «Рице» номер. Иначе портье нас, пожалуй, сегодня не пропустил бы.

Не вставая с места, Лилиан схватила саблю и вскинула ее в салюте.

– Ты мне ужасно нравишься. Почему, кстати, я никогда не зову тебя по имени?

– Никто не зовет.

– Тем более стоило бы.

– Готово, – сказал Клерфэ. – Саблю забираешь?

– Оставь ее здесь.

Он взял ключи и подал Лилиан пальто.

– Я очень худая, да? – спросила она.

– Нисколько. По-моему, ты даже поправилась немного.

– Это сейчас самое главное, – пробормотала она.

Кофр они распорядились погрузить в такси, которое поехало за ними следом.

– В «Рице» у меня будет комната на Вандомскую площадь? – спросила Лилиан.

– Да. Не на улицу Камбон.

– А на какой стороне жил ты, когда был здесь в войну?

– Как раз на улицу Камбон. Я тогда только-только из лагеря вышел. Оказалось, замечательное укрытие. Никому и в голову не приходило, что можно скрываться прямо у немцев под носом. А брат мой тогда на немецкой половине обретался, с видом на площадь. Мы же эльзасцы. У брата отец из немцев, у меня француз.

– И брат совсем не мог тебе помочь?

Клерфэ рассмеялся:

– Он и знать не знал, что я рядом, будь его воля – спровадил бы меня хоть в Сибирь. Если некуда подальше. Видишь, небо какое? Уже утро. Птичек слышишь? В такое время их даже в городах слышно. Истинные любители природы должны пропадать в ночных клубах, чтобы под утро, расходясь по домам, слушать дроздов.

Они вывернули на Вандомскую площадь. Величественная ширь ее серой брусчатки расстилалась в полной тишине. Сквозь пелену облаков золотистым свечением занимался начинающийся день.

– Когда видишь, какую красоту строили люди в старину, кажется, будто они жили куда счастливее нас, – сказала Лилиан. – Тебе не кажется?

– Нет, – ответил Клерфэ. – Он остановил машину перед входом. – Я лично счастлив сию минуту, – признался он. – И не важно, знаем мы, что такое счастье, или нет. Я счастлив вот в этот миг, в этой тиши, на этой площади, рядом с тобой. А когда ты выспишься, мы тронемся в путь. На юг, короткими перегонами. В Сицилию, на гонку Тарга Флорио 9 9 Targa Florio – старейшая гонка спортивных автомобилей, проводимая по перекрытым дорогам общего пользования возле Палермо. Была основана 6 мая 1906 года, с 1977 года проводится как ралли. , я тебе говорил.

Трассу Тарга Флорио, все ее сто восемь километров и почти тысячу четыреста поворотов, каждый день на несколько часов перекрывали для тренировки. Поскольку и в остальное время участники, правда, на малой скорости, объезжали трассу, чтобы лучше запомнить виражи, перепады рельефа, состояние покрытия, рев могучих моторов над белой пылью дорог среди белых сицилийских ландшафтов от зари до зари стоял неумолчно.

Вторым пилотом у Клерфэ был Альфредо Торриани, двадцатичетырехлетний итальянец. Оба почти все время пропадали на трассе. Возвращались лишь к ночи, обгоревшие на солнце, умирая от голода и жажды.

Клерфэ не разрешил Лилиан присутствовать на тренировках. Меньше всего ему хотелось, чтобы она, подобно женам и подругам других гонщиков, с секундомером и блокнотиком в руках день-деньской сидела в одном из павильонов-боксов, выстроенных фирмами вдоль трассы для перезаправки, смены покрышек и срочного ремонта. Он предпочел познакомить ее с одним из своих друзей, у которого имелась своя вилла на море, и отвез туда. Друг этот, некто Левалли, был хозяином небольшой рыболовной флотилии по отлову тунца. Выбрал его Клерфэ отнюдь не наобум: это был лысый толстяк, эстет и вдобавок гомосексуалист.