– Сволочи! – крикнул домоуправитель сидевшим за столом. Он проснулся, зевнул и снова улегся. Крыша первого дома провалилась.
– Я тут собрал твои вещи, – сказал Гребер. – Почти все платья. Фотография твоего отца тоже там. И постель. Можно вытащить и кой-какую мебель. Пока не поздно.
– Останься здесь. Пусть горит.
– Почему? Время еще есть.
– Пусть горит. Тогда все кончится. И правильно.
– Что кончится?
– Прошлое. На что оно нам? Только мешает. В том числе и все, что было хорошего. Надо начинать сначала. Все прочее обанкротилось. Возврата нет.
– Ты могла бы продать мебель.
– Здесь? – Элизабет глянула по сторонам. – На улице аукцион не устроишь. Ты посмотри! Слишком много мебели и слишком мало жилья. Так будет еще долго.
Опять пошел дождь. Крупными теплыми каплями. Лизер раскрыла зонтик. Женщина, которая спасла новую шляпку с цветами и простоты ради надела на голову, теперь сняла ее и спрятала под платье. Домоуправитель опять проснулся и чихнул. Гитлер на лизеровском портрете под дождем словно бы плакал. Гребер отстегнул от ранца скатку с шинелью и плащ-палатку. Накинул шинель на Элизабет, а плащ-палаткой укрыл постель.
– Надо подумать, где бы нам переночевать, – сказал он.
– Может быть, дождь погасит пожар. Где собираются ночевать остальные?
– Не знаю. Похоже, про эту улицу все забыли.
– Можно переночевать здесь. Постель есть, а еще шинель и плащ-палатка.
– Ты сможешь?
– По-моему, когда устаешь, спать можно везде.
– У Биндинга есть дом и свободная комната. Но туда ты не пойдешь, да?
Элизабет покачала головой.
– Тогда Польман. – сказал Гребер. – У него в катакомбах есть место для ночлега. Я спрашивал его несколько дней назад. Временные квартиры наверняка переполнены… если вообще существуют.
– Можно еще немного подождать. Наш этаж пока не горит.
Элизабет в шинели сидела под дождем. Она не пала духом.
– Хорошо бы выпить чего-нибудь. В смысле, не воды.
– Кое-что есть. Когда собирал вещи, я нашел за книгами бутылку водки. Мы про нее забыли.
Гребер развязал узел с постелью. Он спрятал бутылку в перинах, поэтому вору она не досталась. Там же был и стакан.
– Вот она. Пить будем с оглядкой, чтоб другие не увидели. Иначе Лизер донесет на нас за глумление над национальным горем.
– Если хочешь, чтоб другие ничего не заметили, не осторожничай. Вот что я усвоила. – Элизабет взяла стакан, выпила. – Чудесно. Именно это мне и требовалось. Тут сейчас прямо кафе под открытым небом. А сигареты у тебя есть?
– Прихватил все, какие у нас были.
– Хорошо. Тогда у нас есть все необходимое.
– Может, все-таки вынести что-нибудь из мебели?
– Наверх тебя уже не пустят. И на что она нам? Мы даже не сможем оттащить ее туда, где будем сегодня ночевать.
– Один постережет, а второй поищет пристанище.
Элизабет покачала головой. Допила водку. Крыша ее дома рухнула. Стены словно закачались, затем провалился и пол верхних этажей. Обитатели на улице застонали. Из окон посыпались искры. Пламя поползло вверх по шторам.
– Наш этаж пока цел, – сказал Гребер.
– Ненадолго, – сказал мужской голос у него за спиной.
Гребер обернулся:
– Почему?
– А почему вам должно везти больше, чем нам? Я двадцать три года прожил там, наверху, молодой человек. Теперь там огонь. Почему же ваш этаж должен уцелеть?
Гребер посмотрел на мужчину – худой, лысый.
– Я полагал, это дело случая, а не морали.
– Простая справедливость. Если вы знаете, что это такое!
– В точности не знаю. Но не по своей вине. – Гребер усмехнулся. – Наверно, жизнь у вас тяжелая, раз вы сами еще в это верите. Позвольте угостить вас водкой? Помогает лучше всякого возмущения.
– Спасибо! Оставьте водку себе! Пригодится, когда ваша нора рухнет.
Гребер отставил бутылку.
– Спорим, что не рухнет?
– Что?
– Я спрашиваю, спорим или нет?
Элизабет рассмеялась. Лысый уставился на них.
– Поспорить хотите, вертопрах? А вы, барышня, еще и смеетесь? Поистине далеко с нами зашло!
– А почему бы ей не смеяться? Лучше смеяться, чем лить слезы, – сказал Гребер. – Особенно когда то и другое без толку.
– Молиться надо!
Верхняя стена упала внутрь. Пробила пол-этажа над квартирой Элизабет. Лизер судорожно зарыдала под своим зонтом. Семейство за кухонным столом варило на спиртовке ячменный кофе. Женщина в красном плюшевом кресле накрыла подлокотники и спинку газетами, чтобы защитить кресло от дождя. Ребенок в колыбели ревел благим матом.
Читать дальше