Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

Начал он с платьев Элизабет. Вынул из шкафа несколько, сочтя их практичными. Потом открыл комод, достал белье и чулки. Маленькую связку писем засунул в обувь. С улицы донеслись возгласы и шум. Он выглянул наружу. Оказалось, не пожарные, а люди, которые выносили вещи. В красном плюшевом кресле перед разрушенным домом напротив сидела женщина в норковой шубе, крепко прижимая к себе маленький чемоданчик. Вероятно, драгоценности, подумал он и принялся искать в ящиках драгоценности Элизабет. Нашел кой-какую мелочь – тонкий золотой браслет и старинную аметистовую брошь. Запаковал и золотое платье. Прикасаясь к вещам Элизабет, он испытывал какую-то смутную нежность – нежность и легкий стыд, будто делает что-то непозволительное.

Фотографию отца Элизабет он положил сверху во второй чемодан и закрыл крышку. Потом опять сел в кресло и осмотрелся. Его вновь окружило странное мирное спокойствие. Немного погодя он сообразил, что надо захватить и постель. Скатал одеяла и подушки и завязал в простыни, по примеру Лизер. Положив узел на пол, он увидел на полу за кроватью свой ранец, про который начисто забыл. Вытащил его, каска загремела по полу, будто кто-то снизу колотил в потолок. Он долго смотрел на нее. Потом ногой подвинул к вещам возле двери и отнес все вниз.

Дома медленно сгорали. Пожарные так и не приехали, несколько жилых домов не представляли важности. При тушении на первом месте были горящие фабрики. К тому же полыхала четверть города.

Обитатели домов спасли столько имущества, сколько смогли. И теперь не знали, куда с ним деваться. Ни транспорта, ни крыши над головой. На некотором расстоянии от горящих домов улицу перекрыли. По обе стороны ограждения громоздились вещи.

Гребер разглядел плюшевые кресла, кожаный диван, стулья, кровати и детскую колыбель. Одна семья вынесла кухонный стол с четырьмя стульями и сидела теперь вокруг стола. Другая отгородила угол и как свою собственность защищала его от любого, кто пытался пройти. Домоуправитель спал в шезлонге с турецким узором. У стены дома стоял большой портрет Гитлера, принадлежавший Лизер. С ребенком на коленях, она сидела на узле с постелью.

Гребер принес из комнаты Элизабет бидермейеровское кресло и уселся, сложив рядом чемоданы, ранец и прочие вещи. Он пытался пристроить их в одном из уцелевших домов. В двух квартирах вообще не ответили, когда он позвонил в дверь, хотя в окнах он видел лица людей. В несколько других его не впустили, потому что все уже было переполнено. В последней хозяйка накричала на него: «Ишь, какой выискался! А потом так тут и останешься, да?» После этого он прекратил попытки. Вернувшись к своим вещам, обнаружил, что пакет с хлебом и продуктами украден. Позднее он заметил, что семейство за кухонным столом тайком ест. Отвернувшись, они время от времени набивали рты, но, возможно, еда была их собственная, просто они не желали ни с кем делиться.

Неожиданно он увидел Элизабет. Она прорвалась сквозь ограждение и стояла на свободном месте, освещенная всполохами пожара.

– Сюда, Элизабет! – крикнул он, вскочив на ноги.

Она оглянулась. Увидела его не сразу. Темным силуэтом стояла на фоне огня, только волосы сияли.

– Я здесь! – снова крикнул он, замахал рукой.

Она бегом бросилась к нему.

– Слава богу! Ты жив!

Он крепко обнял ее.

– Я не смог зайти за тобой на фабрику. Пришлось присматривать тут за вещами.

– Я думала, с тобой что-то случилось.

– Почему же со мной должно что-то случиться?

Она судорожно дышала у него на груди.

– Черт, я об этом вообще не думал, – с удивлением сказал он. – Я только боялся за тебя.

Она подняла голову, посмотрела на него:

– Что здесь творится?

– Пожар, все началось с крыши.

– А как ты? Я боялась за тебя.

– А я за тебя. Садись. Отдохни.

Дышала она по-прежнему учащенно. Он заметил на краю мостовой ведро с водой, рядом стояла чашка. Сходил туда, зачерпнул воды, принес чашку Элизабет.

– Вот, попей водички.

– Эй вы! Это наша вода! – крикнула какая-то женщина.

– И наша чашка, – добавил веснушчатый мальчишка лет двенадцати.

– Пей, – сказал Гребер Элизабет и обернулся: – А как насчет воздуха? Он тоже ваш?

– Отдай им их воду и их чашку, – сказала Элизабет. – А еще лучше – вылей ведро им на головы.

Гребер поднес чашку к ее губам.

– Нет. Пей! Ты бежала?

– Да. Всю дорогу.

Гребер вернулся к ведру. Женщина, которая кричала, была из семейства, сидевшего за кухонным столом. Он наполнил вторую чашку, выпил и поставил ее возле ведра. Никто слова не сказал, но, едва Гребер отошел, мальчишка подбежал к ведру, забрал чашку и поставил ее на стол.