Эрих Ремарк - Время жить и время умирать [litres]

– Слушаюсь, господин обер-штурмбаннфюрер! Будьте добры, распишитесь вот здесь.

Гребер увидел, что вторым свидетелем на его бракосочетании оказался обер-штурмбаннфюрер СС Хильдебрандт. Первым был сапер Клоц. Хильдебрандт пожал руку Элизабет и Греберу, потом – Клоцу и его жене. Из-за канатов, которые выглядели точь-в-точь как веревки на виселице, служащий загса извлек два экземпляра «Майн кампф» Гитлера.

– Подарок от города, – кислым тоном сказал он, глядя вслед Хильдебрандту. – В штатском. Откуда ж нам знать!

Мимо кожаного коня и брусьев они направились к выходу.

– Когда возвращаешься на фронт? – спросил Гребер у сапера.

– Завтра. – Клоц подмигнул. – Мы давно собирались. Зачем что-то дарить государству? Если я получу пулю в грудь, Мария, по крайней мере, будет обеспечена. Как по-твоему?

– Согласен.

Клоц скинул ранец.

– Ты меня выручил, друг. Тут у меня хороший сервелат. Держи, ешьте на здоровье! Молчи, я крестьянствую, мне хватает. Вообще-то хотел отдать ее служащему загса. Представляешь, этому гаду!

– Нет уж, ни в коем разе! – Гребер взял колбасу. – А ты держи книгу. Другого подарка у меня нет.

– Дружище, я ведь только что сам получил такую.

– Ничего, будет две. Подари одну жене.

Клоц рассматривал «Майн кампф».

– Красивое издание. Ты правда не хочешь оставить себе?

– Мне без надобности. У нас дома она в кожаном переплете с серебряными накладками.

– Ну тогда другое дело. Ладно, бывай!

– И ты тоже.

Гребер догнал Элизабет.

– Я ничего не сказал Альфонсу Биндингу, потому что не хотел его в свидетели, – сказал он. – Не хотел, чтобы рядом с нашими именами стояло имя крайсляйтера. А теперь получили вместо этого обер-штурмбаннфюрера СС. Вот так и бывает с благими намерениями.

Элизабет рассмеялась:

– Зато ты выменял библию движения на сервелат. Это компенсация.

Они шли через Рыночную площадь. Памятник Бисмарку, от которого уцелели только ноги, поставили как положено. Над церковью Девы Марии летали голуби. Гребер посмотрел на Элизабет. Вообще-то я должен быть очень счастлив, думал он, но чувствовал себя не так, как ожидал.

Они лежали на просеке в лесу за городом. Лиловая дымка висела меж стволов. На опушках цвели примулы и фиалки. Поднялся ветерок. Элизабет вдруг села.

– Что это там? Лес прямо как заколдованный. Или я грежу? Деревья сплошь в серебре. Ты тоже видишь?

Гребер кивнул.

– На вид как мишура.

– Что это?

– Станиоль. Или очень тонкая алюминиевая фольга, порезанная на тонкие полоски. Вроде серебряной бумаги, в которую заворачивают шоколад.

– Да. Весь лес увешан! Откуда это взялось?

– Самолеты сбрасывают пучками. Это мешает радиосвязи. По-моему, тогда невозможно установить, где они находятся. Что-то в таком роде. Мелконарезанные полоски станиоля прерывают или создают помехи радиоволнам, когда медленно планируют по воздуху.

– Жалко, – сказала Элизабет. – Выглядит как лес рождественских елок. А выходит, опять война. Я-то думала, мы наконец далеко от нее.

Оба смотрели на опушку. Деревья вокруг просеки были увешаны ленточками, которые болтались на ветвях и искрились, развеваясь на ветру. Солнце прорвалось сквозь облачные громады, превращая эти ленточки в сверкающую сказку. Сброшенное с самолетов средь безумия смерти и яростного воя разрушения, теперь, беззвучно сверкая, висело на деревьях и было серебром, мерцанием, воспоминанием о сказках детства и о празднике мира и покоя.

Элизабет прислонилась к Греберу.

– Давай запомним, как это выглядит, а не что означает.

– Давай. – Гребер вынул из кармана шинели книгу Польмана. – Свадебного путешествия у нас не будет, Элизабет. Но Польман дал мне вот эту книгу – с видами Швейцарии. Когда-нибудь после войны мы поедем туда и все наверстаем.

– Швейцария. Там по ночам все еще светло?

Гребер открыл книгу.

– Теперь и в Швейцарии нет света. Я слыхал в казарме. Мы потребовали ввести затемнение. Швейцарцам пришлось подчиниться.

– Почему?

– Мы не возражали против света, пока никто, кроме нас, над Швейцарией не летал. Но теперь над ней летают и другие. С бомбами, в Германию. Если где-то города освещены, летчикам легко ориентироваться. Вот почему.

– Значит, и этому пришел конец.

– Да. Но по крайней мере одно мы с тобой знаем: когда после войны поедем в Швейцарию, все там будет в точности как в этой книге. Будь у нас здесь книга с фотографиями Италии, или Франции, или Англии, мы бы ничего такого не знали.