Федор Левин - Из глубин памяти

Я познакомился с пожилыми учительницами местной логовской школы. Большая школа эта стояла на самом лучшем месте посреди деревни, на бугре. Построена она была земством. Учительницы имели при школе большую квартиру, там стоял рояль, полки с книгами. Я и ходил к ним ради этих книг. Помню, впервые читал тогда взятого у них Августа Стриндберга — «Комедию брака», «Красную комнату».

Зимою по воскресеньям и другим праздникам возле школы шли кулачные бои. Дрались одна половина деревни с другой: нижние против верхних. Часов около одиннадцати утра появлялись малыши семи, восьми, девяти лет, наскакивали друг на друга, толкались, отбегали в сторону, снова налетали. Понемногу к ним присоединялись ребята постарше, малыши становились зрителями. Подходили подростки, юноши. Затем их сменяли уже взрослые парни и, наконец, женатые зрелые и пожилые мужики. Шли стеной друг на друга. Одна стенка начинала подаваться, отступала. Упавших не трогали. Они вставали, обегали стороной и снова присоединялись к своим. Все это продолжалось до темноты или до победы одной из сторон, которая одолевала и гнала другую, пока та не рассыпалась. В середине стенки ставили первых силачей. С той стороны, на которой я жил, с нижней, в центре обычно стоял очень высокий молодой парень лет двадцати — двадцати двух. О нем мне сказали, что, работая на мельнице, он нес на спине до двадцати пяти пудов.

Однажды я вышел от учительницы в самый разгар боя. Нижняя одолевала, верхняя заметно отступала вдоль деревенской улицы. В центре нижней стоял как утес тот самый парень с мельницы. Вдруг я увидел, что с верхней стороны к стенке бежит какой-то бородатый мужик. Он показался мне не выше среднего роста, но плечи у него были очень широки. На бегу он сдернул с себя серо-рыжий домотканый халат — в таких все логовские ходили, — бросил его на руки кому-то из ребят: «Отнеси!» — и сзади стал как бы подпирать свою отступающую стенку. Я не видел, как он пробуравил ее и оказался в самой середине, как раз против вражеского богатыря. Они стали биться. Бородач, видимо, оказался крепче. Нижние дрогнули, побежали. Верхние погнали их до конца улицы.

Бородач возвращался, окруженный своими, ухмыляющийся, растрепанный. Его одобрительно хлопали по плечам, подали оброненную в бою шапку.

Познакомился я с двумя братьями — Алешей и Ваней Гончаровыми, они жили неподалеку от нашего хозяина, но семья их была много зажиточней. Алеша и Ваня, рослые и крепкие ребята лет девятнадцати и двадцати с лишком, отличались грамотной речью, начитанностью. Оба кончили школу с отличием. Пушкина, Гоголя, Тургенева, Лермонтова, Некрасова — все это они знали и любили. А драться по воскресным и праздничным дням всю зиму ходили обязательно. Возвращались с подбитыми скулами, с синяками, с окровавленными ртами. «Как же так? — недоумевал я. — Зачем вам эта дикая забава?» Они только усмехались в ответ, смущенно оправдывались: «У нас так с детства». А говорить с ними было интересно, они обо всем расспрашивали и обо всех деревенских все знали и рассказывали.

Жила по соседству девушка Дуся, бойкая и быстроглазая, светловолосая, невысокая, востроносенькая. Она часто забегала к нашей хозяйке то взять закваски для теста, то еще за чем-либо, а иногда и просто поглядеть на нас под каким-нибудь предлогом. «Что делаешь, Хведя?» — спрашивала она. «Читаю». — «Много читать — голова заболит. Ha-ко, погрызи». И давала мне горсть подсолнухов. Летом и зимой бегала она босиком, обувалась, только если надо было идти куда-нибудь далеко. Бывало, бежит от своей хаты по снегу босая. Но голова обязательно повязана теплым платком. Мне это странно было видеть, с детства знал я: голова в холоде, ноги в тепле. А тут наоборот. Но, может быть, потому голос у нее был с хрипотцой, застуженный. Однажды летом шел я из города домой, вышел за последние дома, увидел впереди Дусю, она тоже шла в деревню, до нее было метров двести. Я решил ее догнать, идти вместе. Окликнул ее, она услышала, оглянулась, но не остановилась, пошла еще быстрей. Как ни старался я догнать ее, — не мог. Летела как ветер. Потом я спросил, почему она не захотела идти вместе. «Нельзя! Что люди скажут!»

Помню летние дни. Выйдешь утром на яркое солнце, в соседнем доме по двору ходит черноглазая, цыганистая Катя. Увидит моего младшего брата Шуру — ему еще и пятнадцати не было, крикнет ему: «Цыплочок!» — засмеется, метнет косящими глазами, блеснут белые зубы, и уйдет в дом, и снова появится, хлопочет. Вечером парни и девушки идут на «сашу», то есть на шоссе, оно недалеко. Там гуляют на мосту через Девицу, поет гармонь, звучат частушки. Серебристо-зеленая луна неспешно движется по небу, мерцают крупные звезды, пахнет дорожной пылью, речной влагой…