Федор Левин - Из глубин памяти

— Какого Калинина?

— Михаила Ивановича, — сказала тетя Соня. И засмеялась, увидав недоумение на моем лице.

— Какое же у вас дело к нему?

— Я уже сказала тебе, что дела у меня никакого нет, — заметила тетя Соня. — Просто он давно писал мне, если буду в Москве, зайти.

Час от часу не легче! Тетя Соня меня совсем озадачила.

— Вы с ним знакомы? Откуда?

— Я же сказала, что ты ничего не знаешь, — с легкой иронией ответила тетя. — Он был моим пациентом.

— Ах, пациентом!

— Не только.

Тетя Соня отодвинула чашку с чаем.

— Да, он лечил у меня зубы. Михаил Иванович одно время работал на заводе «Айваз».

— Это на Выборгском шоссе?

— Да-да! Не перебивай, пожалуйста.

— Тетя Соня, я весь внимание.

— Вот ты не знал, что у Миши сестра большевичка. А ведь у него было еще два брата.

— Одного-то я помню. Дядю Леню.

Я действительно помнил, как у нас однажды появился дядя Леня. Он был куплетистом, или, как сказали бы теперь, эстрадным артистом. Я даже слышал его. Он выступал перед киносеансом и пел куплеты, ужасные, как я теперь понимаю. Там был припев:

А потом:

И вскоре он снова уехал куда-то в провинцию.

— У Лени жизнь сложилась неудачно, — сказала тетя Соня, и тень прошла по ее лицу. — Но был еще старший брат, Федя Гусаров. Ты о нем не слышал?

— Сознаюсь в своем невежестве.

— Имя его было известно, это старый социал-демократ. Между прочим, он имел какое-то отношение к Свеаборгскому восстанию. Об этом восстании ты хоть слышал?

— Это да! — сказал я. — Еще бы!

— А еще раньше он в ЦК входил.

Она помолчала.

— Так вот, уже после Свеаборгского восстания пришел к нам Михаил Иванович и прямо поговорил со мной и Мишей, можно ли у нас устроить собрание, очень важное, секретное, одним словом, подпольное. Предупредил: в случае провала — тюрьма. Если не согласны, не хотите рисковать, отказывайтесь сразу же и считайте, что этого разговора не было. Мы, конечно, согласились. Все было разработано до каждой мелочи. День собрания наметили заранее. Должно было прийти человек десять. Под видом больных, на прием. Этот день я заранее освободила от всех моих постоянных пациентов. Прислуга давно собиралась съездить к матери, я дала ей отпуск на неделю, чтоб она уехала как раз накануне и никак не могла вернуться. В назначенное время, в мои обычные часы приема, стали приходить люди. Я открывала им сама. Голова у меня на всякий случай была обвязана полотенцем; если явится кто-то с улицы, мало ли, зуб внезапно заболел, — скажу, голова болит, и отошлю к другому врачу. Ну вот, приходили, говорили условную фразу, я уж не помню какую. Собрались в столовой, там окна на глухой двор. Кроме Михаила Ивановича, я никого не знала. Поставила им еду и чай, ушла в свой кабинет. Часа три сидела как на иголках. Все прошло хорошо. Уже совсем стемнело, и стали расходиться, по одному.

Дня через три приходит Михаил Иванович. Доволен. Посадила я его в кресло, занялась своим делом. Все-таки спросила: «Михаил Иванович, если можно, скажите, среди моих гостей Ленин был?»

«Был! Заметили, такой невысокий, крепкий, быстрый? Картавит. Он. И больше ничего, Софья Константиновна, не спрашивайте».

А еще через несколько дней пожаловали ко мне с обыском. Видно, как-то что-то просочилось. Ищите, думаю. И вдруг вспомнила: в одном из ящиков моего стола, где инструменты, Миша давно положил две дюжины патронов для браунинга. Найдут — не избежать неприятностей. Что делать? И когда стали они осматривать кабинет, открывать шкаф и ящики стола, я говорю околоточному — он тоже у меня зубы лечил:

«Нельзя ли инструменты не трогать, ведь мне потом все дезинфицировать».

Он нахмурился, но ему неловко передо мной, открыл один ящичек, другой, захлопнул и дал знак прекратить.

«Пожалуйста, мадам!» И уже в дверях пожал плечами и сказал, понизив голос: «Служба!» И они ушли.

Тетя Соня посмотрела на мою жену, которая с великим интересом ее слушала, на мое лицо, с него еще не сошло изумление, — рассмеялась и снова принялась за чай.

— Дайте я вам горячего налью, — сказала жена. — Ведь совсем остыл.

— А я-то думал, что моя тетя зубной врач, — лукаво заметил я.

— Зубной врач и есть, — хладнокровно сказала тетя Соня. — Тебе кто зубы лечил? Тридцать пять лет в лечебнице.

— Ну, а как же Калинин?

— После Октября он написал мне, что, если будет какая-нибудь нужда, беда, просьба, да и просто так, чтоб я сейчас же к нему обращалась. Просил наведываться. Бед у меня нет и просьб нет. А попала в Москву, надо зайти.