Чудно чувствовать Его подле себя. Такого со мной не было никогда раньше, даже сомневался, существует ли Он. А теперь я знаю — Он есть, есть, без Него у меня ничего бы не получилось. Картина без Божьего благословения — пустота.
Я пишу картину, которая ничего не должна пояснять, веру не объяснить. Свет разума здесь бессилен. Нет, мое произведение возвестит о скрытой действительности и правде.
Только так можно создать чудо. По милости Божьей. Как мистерию.
Мой учитель, старый мастер, как я его мысленно называю, не верил в Бога. Я помню, как он ворчал, когда кто-нибудь ссылался на Высшую Волю:
«Живописец творит силою своих способностей, — гремел он. — Если у тебя нет таланта, так и Бог тебе не в помощь. Значит, ты — не художник».
Я чувствую сейчас свою силу. Я знаю, я — художник, я верю, что мне помогает Бог. Так приятно записать эти слова на бумаге.
Трудно мне было, ох как трудно, когда я осознал, что не в состоянии писать святую Мадонну, не веруя в Бога.
Теперь я пришел к Нему. Я возродился.
Как знак милосердия послал Он мне эту женщину с ребенком. Я снова могу творить, благодаря ей, так величаво сидящей перед алтарем. Через нее мне ниспослано Божье благословение.
Когда я говорю ей об этом, читаю в глазах ее, прежде чем она потупит взор, что так оно и есть. Я замечаю, что она радуется моим словам, хотя и не показывает этого.
Да, она редко говорит со мной, когда мы находимся в церкви, все больше молчит, иногда только скажет что-нибудь ребенку, который сидит у нее на руках или бегает поблизости. Она сидит очень серьезная и смиренная. Ангельское терпение, следует во всем моим указаниям. Никогда первая не попросит сделать перерыв, хотя, как я понимаю, не так-то просто высидеть долго в одной позе. Но она добровольно взвалила на себя это бремя и не жаловалась.
Только когда я сам устаю и прекращаю работать, она встает со своего места. В эти редкие минуты отдыха я слышу ее тихий голос — она то поет, то ласково шепчется с ребенком или играет с ним.
Но как только я делаю знак, что пора продолжать работу, она немедленно занимает свое место на стуле у алтаря, она точно знает, как нужно сидеть и строго соблюдает это положение.
Я начал вдруг растирать и смешивать краски совсем не так, как прежде. Должно быть, освещение здесь, у моря, побуждает меня к поискам нового. Мне удается сохранить чистый тон каждой краски, но, высыхая, они приобретают иные оттенки. Это придает картине хрупкость, подчеркивая тем самым ее возвышенный характер.
Но для передачи лица Мадонны я пользуюсь старым методом, который перенял у моего учителя. Сначала я наношу два слоя, смесь зеленой земли и свинцовых белил в темпере из клея и яйца. Потом подмешиваю бежевые краски, тут особенно важно быть осторожным — яйца непременно должны быть от городских кур. Желток их светлее желтка яиц деревенской курицы и потому лучше всего подходит для передачи цвета кожи молодого тела.
Я весь во власти Девы Марии. Я пишу ее образ на протяжении многих лет, снова и снова, но как ни стараюсь, я ее не знаю.
И не должен знать, вот какую простую истину обязан я постичь.
Все равно она становится более близка мне, особенно в эти последние дни. Она всегда рядом, когда я работаю.
Все думаю и думаю о моем учителе, Ченнино Ченнини. Я проработал у него пятнадцать лет. Он научил меня всему, что я умею. А он в свое время двенадцать лет провел в обучении у Аньоло Гадди, который работал в мастерской своего отца Таддео. А тот двадцать четыре года учился у гениальнейшего из гениальных, у великого Джотто. Во мне живет великая традиция. Но только теперь я могу ее достойно продолжить. С Божьей помощью.
18-е марта
Старейшины задумали посетить церковь в то время, когда я работаю. Я не посмел им отказать, но на душе стало неспокойно. Что им надо? Что они ищут? Почему не могут подождать, пока я не закончу картину?
Что-то кроется за замкнутым выражением их лиц. Когда мы идем в церковь или из церкви и встречаем кого-то из Старейшин, они немедленно отворачиваются, вместо того чтобы приветствовать нас. И это те самые люди, что просили меня написать картину и были со мной так обходительны и любезны!
19-е марта
Сегодня приходили Старейшины. Они смотрели только на Марию. Так я называю ее про себя. Неспокойно мне. Именно теперь не хочется, чтобы мне мешали.
Читать дальше