— Договорились.
Моника Уоткинс была любовью всей моей жизни. Я искал ее тридцать девять лет, а полюбил за час. Мы ужинали в итальянском ресторане и разговаривали отнюдь не на деловые темы. Я хотел знать о Монике все: какие радости и горести ей довелось испытать, какой она была в школе, как обычно проводит день.
Монике было тридцать четыре года. Она выросла в Кентукки, получила степень магистра в сфере бизнеса, однако ее подлинной страстью была живопись. Не найдя работы по призванию, Моника восемь лет проработала в Нью-Йорке на одном из кабельных каналов «Эмпайр телевижн», после чего получила должность вице-президента по развитию кабельных сетей и переехала в Лос-Анджелес.
Самого счастливого дня в жизни она тогда не вспомнила, а позднее говорила, что это был день нашего знакомства. Самым печальным событием для нее стала смерть отца. Он скончался от сердечного приступа, когда Моника была еще подростком. В школе она держалась робко и терпеть не могла «крутых» одноклассников. По будням Моника занималась скучной работой на телевидении — разными программами вроде реалити-шоу с участием собак в купальных костюмах. Вечера она предпочитала проводить дома в компании кошек, в свободное время читала или слушала музыку.
У нее были прямые каштановые волосы до плеч, карие глаза и самое прекрасное лицо на свете. Я даже не мог понять, пользуется ли она косметикой. Моника выглядела намного моложе своего возраста и обладала прелестной улыбкой. Ее миниатюрная фигура отлично смотрелась в любой одежде.
После ужина мы отправились ко мне в номер и проболтали до трех часов ночи, а потом она ушла. В тот вечер мы не прикоснулись друг к другу.
Моника Уоткинс: любимый музыкант — Боб Дилан, любимый телесериал — «Сэнфорд и сын», любимый кинофильм — «Хладнокровный Люк».
На следующее утро я позвонил Винсенту: меня тянуло кому-нибудь рассказать о Монике. Однако Винсент не снял трубку и не перезвонил. Назавтра он тоже не ответил на мой звонок, и я забеспокоился.
Поскольку подписывать дополненный контракт все равно предстояло Силвейну, у меня больше не было причин задерживаться в Лос-Анджелесе. Как бы ни хотелось мне остаться с Моникой, я нес ответственность за Винсента, поэтому решил вернуться в Индиану. Моника поехала со мной в аэропорт, и это доставило мне большое удовольствие, так как я в душе всегда мечтал, чтобы любимая женщина провожала меня в дорогу.
В самолете я еще несколько раз тщетно пытался дозвониться Винсенту и уже начал бояться, что найду его мертвым.
Вне себя от тревоги я забарабанил в дверь его квартиры. К счастью, Винсент сразу открыл.
— Где ты был? — набросился я на него, едва переступив порог.
— Дома.
— Почему не отвечал на звонки?
— Не хотел разговаривать.
— Черт побери, Винсент, как ты меня напугал!
— Извини. — Он плюхнулся на кушетку. Под его воспаленными глазами лежали такие иссиня-черные круги, словно ему изрядно досталось в драке. Он совсем зарос. Глядя на Винсента, всегда казалось, что он собирается отпустить волосы, но время от времени он сам обрезал их, чтобы окружающие так не думали. С левой стороны, как обычно, волосы спадали на лоб, а с правой были зачесаны наверх небрежной волной. Винсенту явно не мешало постричься, побриться и как следует поесть. К восемнадцати годам он наконец немного вытянулся, зато выглядел еще более тощим и костлявым, словно скелет в мятой, заляпанной одежде.
Я уселся на кушетку рядом с ним и спросил:
— Почему ты не хотел разговаривать?
— Прости, что заставил тебя волноваться. Мне было стыдно, — тихо сказал Винсент. Он говорил спокойно, как человек, сидящий у смертного одра.
— За что?
— С тех пор, как ты уехал, я не написал ни строчки.
Я отсутствовал больше двух недель. С начала учебы в академии у Винсента еще не случалось таких длительных перерывов.
— На надо стыдиться. Ты трудился много и долго. Ничего страшного, если ты отдохнешь несколько недель. Только смотри не привыкни бездельничать.
— Мне ужасно повезло с работой, а ведь вокруг полно людей вдвое старше меня, которые писали, писали, писали и за всю жизнь не продали ни одного произведения. Все, что требуется от меня, — просто взять ручку, а я не могу даже этого. Мне очень грустно.
— Выше нос. Мы продали права на сценарий «Гастронома» и телеканал «Живопись». Остальное просили придержать. Ну, чтобы не покупать все сразу.
— Им понравился мой «Гастроном»?
Читать дальше