Энтони Рейнольдс - Пытка (ЛП)

В смерти не было ничего страшного. Он был бы даже рад ей. Его пугало место, расположенное где-то на полпути . Для некоторых это были Крипта, Тартар или Лимбо, для иных – Шеол, Земли Теней или же Безнадежность. На древней Колхиде оно было известно как Барзек. Дословный перевод был простым и недвусмысленным – Пытка.

Говорили, что обреченные скитаться по ее пепельным полям прокляты более, чем кто бы то ни было. Они пребывали здесь, терзаемые призраками, растерянные и заблудшие . Их переполняли бессильная ярость, страсть и раскаяние. Не в силах пройти вперед , но также неспособные вернуться к оставшейся позади жизни, они были заточены посреди серой пустоши и обречены на вечную пустоту.

Впрочем, теперь он знал, что старые рассказы лгали.

Возможность вернуться назад была.

- Буриас, – этому голосу здесь было не место. Это было вторжение. Он попытался не замечать его, однако тот был настойчив.

- Буриас Драк`Шал

Он осознал боль. Она расцвела внутри, нарастая, усложняясь и усиливаясь, пока пламя не охватило каждый дюйм тела. Он ослеп от мук, но все же ухмыльнулся, растянув окровавленные губы в злобной гримасе.

Боль – это хорошо. Боль можно выдержать. Он был жив и еще не помещен в обещанный ему Темным Апостолом ад. Буриас принял боль, позволив ей вернуть его с грани забвенья.

Он знал, где находится – глубоко внутри Базилики Пыток на Сикарусе, мире, который XVII Легион избрал своей родиной. Его приволокли сюда в цепях бывшие братья, но он понятия не имел, насколько давно это произошло. Казалось, прошла вечность.

Постепенно вернулись чувства.

Первым на него обрушился запах. Жаркий, приторный и отталкивающий – вонь умирающего животного. Смрад висел в невыносимо влажном воздухе, словно осязаемый кожей туман - маслянистый, липкий и омерзительный. Его можно было попробовать на вкус. Тошнотворный несвежий пот, обугленное мясо и жженые волосы – ничто из этого не могло в полной мере скрыть зловоние желчи и отмирающей плоти.

Но еще сильнее он чуял кровь. От комнаты разило ей.

Вернулся слух, и он смог разобрать тихий шепот, пение и приглушенное шарканье ног по твердому камню. Он услышал лязг цепей, шипение пара и механический скрежет шестеренок и поршней.

Это не твоя судьба.

Слова были произнесены с уверенностью того, кому не требуется повышать голос, чтобы его услышали. Интонации были знакомы, но он не узнавал их. Буриас попытался ответить, но губы ссохлись, потрескались и кровоточили, а горло было ободрано и болело.

Он сглотнул, ощутив вкус крови, и предпринял вторую попытку.

- Кто ты? – выдавил он.

Я есть Слово и Истина.

- Твой голос… он у меня в голове, – произнес Буриас, гадая, не сошел ли с ума от мучений. – Ты настоящий? Дух? Демон?

Я – твой спаситель, Буриас.

Окружавшее марево медленно обретало четкость. Он смотрел на восьмиугольный сводчатый потолок, который был окутан мраком и освещен лишь горсткой слабо горевших подсвечников, прикрепленных к окружавшим его восьми колоннам. Над ними клубился маслянистый дым, тяжело поднимавшийся вверх.

Буриас лежал на низкой каменной плите, раскинув руки и ноги, прикованные тяжелыми цепями к полу. Опутывавшие его звенья были размером с кулак космодесантника, а на лодыжках, запястьях и шее были замкнуты тяжелые оковы. Плоть вокруг уз почернела, стерлась и сочилась влагой, прогорев почти до кости.

Оковы были покрыты древнеколхидской клинописью. Тщательно скопированные из Книги Лоргара могущественные рунические надписи светились, словно раскаленный камень, воздух дрожал от излучаемого ими адского жара. Также угловатые символы были вырезаны прямо на плоти Буриаса, и в них тоже теплился пылающий жар.

От тела остались руины из грубой рубцовой ткани, ожогов, порезов и следов плети. Священный боевой доспех сорвали с него, часть за частью с нетерпением и алчностью клюющих добычу грифов. Там, где броня с годами срослась со сверхчеловеческим телом, ее грубо срезали мясницкими ножами и клинками, которые, как он подозревал, специально затупили, чтобы сделать работу более долгой и кровавой. Его подвергли всем мукам, какие только возможно представить. Но он не сломался.

Ты уже сломлен, но твой разум отказывается смириться с этим.

- Ты лжешь, – судорожно выдохнул Буриас.

Нет. Я здесь, чтобы помочь тебе.

- Ну так помогай!

Взгляни налево. Это выход.

С некоторым трудом, вызванным болезненной ограниченностью движений, Буриас повернул голову. Перед ним была усиленная дверь камеры. Она была закрыта и заперта на засов, с ее поверхности, словно отмершая кожа, сыпались чешуйки ржавчины. Дверь была массивной, толстой и прочной. На окружавшем ее камне были высечены рунические обереги.