В душе Джулиус хранил восхитительную тайну – уверенность в том, что он нигде не пропадет. Секрет этот был подобен драгоценности, что носят за пазухой и украдкой поглаживают в темноте, согревая теплом своих рук. Нет, он никого не посвятит в свой блестящий план. Эти англичане – всего лишь пешки в его игре, а старый Гранди, вопящий: «Леви, поди сюда!» «Леви, сделай то, сделай это…» – похож на разъяренного индюка, что бегает туда-сюда в отведенном ему мирке.
«Все они – ничто и никто», – думал Джулиус. На тротуарах теснились люди, спеша домой после рабочего дня, по мостовой громыхали повозки, ползли омнибусы, запряженные уставшими лошадьми, забрызганные грязью экипажи с цоканьем проносились в сторону Вест-Энда с его яркими огнями и толпами театралов. Джулиус стоял посреди улицы, слушая грохот транспорта и звонкие крики мальчишек-почтальонов, разносящих вечерние газеты. Он в Лондоне, он стал его частью, но не подчинился ему. Однажды он завладеет этим городом и сделает с ним все, что ему вздумается.
– Ты со мной совсем не разговариваешь, – пожаловалась как-то Эльза, гладя его по плечу. – Приходишь с работы и сидишь молча, смотришь куда-то. О чем ты думаешь?
– Оставь меня в покое, а? – огрызнулся Джулиус.
Он распахнул окно жалкой каморки на Клиффорд-стрит, высунулся на улицу и застыл с поднятой к небу головой, будто слушал какую-то музыку, а по лицу его блуждала загадочная улыбка.
Какой же он у нее странный! Что там такого за окном? Бескрайние серые крыши с печными трубами, грохот экипажей, стук колес по мостовой, свистки поездов, крики играющих детей-кокни, заунывные звуки шарманки, бренчание фортепиано в доме напротив.
Порой от всего этого шума и убогости становилось так тяжело на сердце! Эльза закрывала глаза и вспоминала душистые запахи и звуки Касбы, амбру, пряности, пурпурные лепестки бугенвиллеи, которые ей уже никогда не держать в руках, и думала: «Что станется с нами? Зачем мы здесь?»
Порыв ветра загнал дым обратно в трубу, наполнил комнату холодом. Джулиус по-прежнему стоял у окна с закатанными рукавами и непокрытой головой, блуждая в мечтах. Эльза задрожала и закашляла, прижав ладонь к горлу.
– Закрой окно.
Он молчал, будто ждал чего-то, потом обернулся к ней, все так же странно улыбаясь, и позвал:
– Иди сюда. Слышишь?
Вместе они высунулись из окна, но Эльза слышала только все тот же шум улицы – ужасный звук, который будет преследовать ее всегда.
– Что? Я ничего не слышу.
В ответ он только крепче прижал ее к себе и произнес:
– Вот бы облечь все это в музыку!
Она прижалась щекой к его щеке:
– Не хочу об этом думать. Здесь все слишком большое. Я себе кажусь такой маленькой и несчастной. Крошечной точкой, от которой ничего не зависит, и от этого я начинаю думать, а зачем вообще верить в Бога.
Она произнесла эти слова робко, как если бы ее вынудили их сказать. Джулиус отпустил ее и, рассмеявшись, раскинул руки, будто пытаясь объять атомы, плавающие в воздухе, как пылинки.
– Бога?! – воскликнул он. – Верить в Бога?! Да все это принадлежит мне. Хочешь, тебе подарю?
Она смотрела на него испуганно, сомневаясь, правильно ли расслышала. Его слова эхом отдавались в ее душе, а он смотрел перед собой нечеловеческим, горящим взглядом и оглаживал ладонями воздух, будто удерживая невидимое сокровище. Он возвышался над ней, в его облике появилось нечто зловещее, странное. Эльза отступила, испуганная этой резкой переменой и решимостью, написанной на его бледном лице.
– Нет! – выкрикнула она. – Не говори так! Мне это не нравится. Ты какой-то другой, мне страшно. Не хочу, чтоб ты был таким.
Его фигура нависла над ней, закрыв собой окно. Он неотрывно смотрел ей в глаза, страшный, похожий на лунатика.
– Да, все это принадлежит мне, – повторил он. – Дарю. Все, что захочешь. Все это будет моим.
И без того напуганная, она подумала, что он, должно быть, сошел с ума или пьян. Все горести этих одиноких месяцев в Лондоне будто бы слились в одну огромную волну отчаяния, которая окончательно захлестнула ее сердце.
– Не хочу, чтобы ты был таким, – всхлипывала она. – Не хочу, чтобы ты мне что-то дарил. Хочу домой в Алжир, чтобы был маленький домик, солнце и цветы. Мы были бы счастливы, ты бы торговал на рынке, а я бы заботилась о тебе и родила тебе детей.
Она заплакала, утыкаясь лицом в ладони:
– Джулиус, любимый, давай уедем, пока еще не поздно, подальше от этой мрачной, холодной страны. Мне так плохо здесь, я так несчастна.
Читать дальше