Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

Он снова склонил голову над столом и стал рыться в бумагах.

— Я слышал уже, что вы выиграли дело во второй инстанции, — прибавил он. — Н-да! Прекрасно! А кто был вашим адвокатом?

— Доктор Иоахим.

— Гм. Не знаю такого.

— У него прекрасная репутация. Но я пришел, чтобы узнать, когда…

— Но, разумеется, — перебил его Шварц. — Все уже почти улажено. Тем не менее, однако, разумеется, я должен сперва получить решение суда об отмене первоначального приговора, хотя, конечно, нисколько не сомневаюсь в ваших словах. Вам придется немного потерпеть.

— Это прекрасно. Но на что мне жить? Не будете ли вы столь любезны объяснить мне? Согласно существующим правилам, я, как государственный служащий, не имею права занимать деньги, дабы не уронить достоинство должностного сословия. С другой стороны, не могу же я, черт возьми, подохнуть с голоду вместе со своей семьей! Просто сил не хватает терпеть это двусмысленное положение. Состою я, наконец, на государственной службе или нет? Если состою, значит, я должен иметь возможность жить и работать. Не состою — пусть мне заявят об этом прямо, я сумею найти применение моим способностям. Погибнуть я не намерен. Я инвалид войны, но работать я еще в силах. Нельзя же качаться на этих чертовых качелях до бесконечности. Дайте мне определенный ответ. Вот все, чего я требую. Глава магистрата считается с вашим мнением. Почему вы отказываете мне в поддержке? Вы утверждаете, что сочувствуете мне. Так поступите же наконец по совести.

Брунер совсем разволновался, руки у него дрожали, он задыхался. Разумеется, он напрасно поддался слепой ярости. В конце концов, он находился не на улице, а в государственном учреждении, пользующемся превосходной репутацией, в стенах которого служили добропорядочные люди. Они исполнительны, работают сверхурочно, умеют обходиться с посетителями, да еще обязаны сносить грубость голытьбы.

Разумеется, Брунер не имел права так разговаривать, тем более, что он сам уже свыше двадцати пяти лет состоял на государственной службе. Поведение его свидетельствовало о том, что он не умеет владеть собой. Оно унижало его в глазах сослуживцев.

Понятно, конечно, почему начальник отдела кадров, глубоко оскорбленный, снова взялся за перо с таким видом, словно Брунер давно вышел из комнаты.

Но вдруг начальник так швырнул ручку, что на новой папке для бумаг появилась здоровая клякса. Разумеется, это было не слишком красиво.

Злился ли начальник только на Брунера или еще и на кляксу? Понять это в первую минуту было просто невозможно. Как бы там ни было, он отодвинулся вместе с креслом от стола, потом снова придвинулся к столу и засопел что есть силы.

— Я запрещаю так разговаривать со мной. Эти упреки вам следует отнести на собственный счет. Может, я заварил все это дело? Кто вносит непрестанный разлад, беспокойство в наше учреждение? Общественное мнение и так возбуждено до крайности. Нет, знаете ли, вы зашли слишком далеко. Что касается моей особы (от волнения он не сразу нашел нужное слово), что касается моей особы, то позвольте заметить вам: вы позволили себе черт знает что! Надеюсь, вам хорошо известно, что я являюсь заместителем председателя церковного совета и никогда, понимаете ли, никогда не давал ни малейшего повода к нареканиям ни как должностное, ни как частное лицо (здесь он снова запнулся и снова повторил всю фразу, с самого начала и до конца), — вам хорошо известно, что я являюсь заместителем председателя церковного совета…

Тут он снова запнулся, потому что раскашлялся до слез, должно быть, поперхнувшись собственными словами. Вытащив белый носовой платок, он поспешно прижал его к губам. Ему даже пришлось снять очки, чтобы они не разбились.

Брунера огорчило, что начальник отдела кадров так закашлялся. У него тоже стало першить в горле. Не в силах удержаться, он закашлял в такт начальству, и это оказалось спасительным.

Шварц сразу перестал кашлять и пришел в себя. Он протер очки, надел их на нос и спрятал носовой платок в карман.

— Считаю наш разговор оконченным. О вашем деле ничего определенного сейчас сказать не могу.

— Тогда доложите обо мне главе магистрата. Я хочу немедленно переговорить с ним.

Шварц так и подскочил в испуге.

— Но я могу разрешить этот вопрос и лично. И потом, нашего начальника нет сейчас в учреждении. Он уехал в срочную командировку. Разумеется, вы имеете полную возможность обратиться к нему, как только он вернется.

И начальник отдела кадров со всей энергией углубился в работу.