Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

Да, Гроскопф, несомненно, гораздо лучше мог разобраться в этом деле, чем он.

Начальник отдела крепко прижал к боку драгоценную папку и не спеша удалился с ней.

Размышления Брунера неожиданно прервал новый посетитель. Костюм на нем был изорван, сорочка расстегнута.

— Скажите, пожалуйста, господин чиновник, не можете ли вы заняться моим делом вне очереди? То есть в несколько более срочном порядке, чем обычно? Мне спешно нужна справка для санатория.

Брунер уставился на посетителя.

— Простите, я не понимаю, о чем идет речь…

— Нет, уж не прикидывайтесь, пожалуйста, будто не понимаете, что требуется нашему брату. Мне необходим санаторный режим: покой, порядок, работа, еда, теплая постель, кино, музыка, иллюстрированные журналы, ну и тому подобное. Может быть, это имеется не во всех санаториях. Но в санатории, куда я стремлюсь, — там есть решительно все. Поняли вы меня наконец?

Брунер еще внимательней посмотрел на своего посетителя. Вдруг его осенило.

— Ага! Что вы натворили? — спросил он.

— Да нет, покамест еще ничего. Собираюсь! Только нужно, чтобы игра стоила свеч. Меньше шести недель лечиться бесполезно!

Брунер понял, что догадка его была правильна.

— Я тут много кой-чего готовлю! — и незнакомец сделал жест, словно пряча что-то в карман. — Но сначала я хотел справиться у вас, сколько мне полагается? Самый меньший срок? — Он подбоченился. — Зима уже у дверей. Тут рад любому пристанищу. Летом тоже не сахар, но все-таки лучше. Вот я и решил! Желаю лечиться непременно в хороших условиях. Так, чтобы пансион был приличным. Понимаете? Иначе дело не пойдет. Скажите, Старая Шляпа еще сидит? Он играл на скрипке в воровском оркестре. Ти-ли, ли-ли! Уж его-то смычок не спутаешь ни с каким другим. Чудесный парень, просто помешан на музыке. Поэтому всегда и возвращается в тюрьму. Его хотели назначить главным дирижером, ведь он, так сказать, участвовал в организации оркестра. Жаль, если он сейчас в отпуску, то есть на свободе, и я не застану его. Так как же, господин надзиратель, могу я надеяться?

Он щелкнул, словно подгоняя ленивую лошадь.

— Не горячитесь так, дружище, — сказал спокойным голосом чиновник. — Против вас еще нет никаких обвинений. Да и вообще советую вам вести себя посмирней, вот как другие. Не нарушайте общественный порядок, не попирайте его. Вы поняли меня?

— Еще бы! Господа, разумеется, не спрашивают: а на что же жить нашему брату? Они придумали свой порядок и считают, что в мире все обстоит как нельзя лучше. А я говорю вам, дерьмо вы устроили, и все тут! Скажите, что может купить простой человек, если кило тухлятины стоит две марки семьдесят пять пфеннигов? Вот попробуйте-ка поработать, да при этом разжиреть, как вот этот… — Он показал на дверь, за которой сидел Отто Гроскопф.

— Успокойтесь же наконец! — перебил его Брунер. — Я вполне понимаю ваше настроение. Но все-таки, я бы советовал вам поискать работу. Кто ищет, тот находит. Вы семейный?

— Нет, моя семья смылась, — он поднял указательный палец и коротко свистнул. — А с работой тоже не так-то просто. Я не молод. Кому я нужен? Все говорят — слишком стар.

Брунер слушал его серьезно.

— Вам следовало прийти раньше. Может быть, я сумел бы вам помочь.

— Хе-хе-хе! Вы — и помочь! Нет, уж как-нибудь сами подохнем!

— Потише, пожалуйста! — оборвал его Брунер. — Вы находитесь в общественном учреждении, и оно пользуется доброй славой. Как представитель этого учреждения, я вынужден просить вас…

— Ага! Убраться? Понимаю. Нет, не уйду, покуда не узнаю, что меня ожидает. Сколько времени я буду находиться на излечении, если к примеру…

— Перестаньте молоть чепуху и поразмыслите как следует…

— Я и так слишком много размышляю! От таких мыслей рехнуться можно.

— Разве вы не видите, что я занят? Я решительно вынужден вас просить и надеюсь, что вы образумитесь… Всего доброго…

Брунер осторожно оттеснил непрошеного посетителя к двери. Тот не сопротивлялся и, спотыкаясь, медленно побрел прочь.

— Приходите поцеловать меня… — крикнул скандалист, обернувшись, — когда я буду в пансионе, — пробурчал он тише.

Срок пересмотра дела все еще не был установлен. Мартин Брунер опять ходил на службу. Ему даже платили жалованье. И его даже хватало на текущие расходы. Но долги становились все мучительнее. Они давили, словно тугой ремень. И будни, привычные, как старый халат, тянулись и тянулись, механически сменяя друг друга.

— Кредиторы!

При каждом стуке в дверь Люциана вздрагивала и забивалась куда-нибудь в угол. А сегодня, как нарочно, и звонили и стучали несколько раз.