Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

Он снова ударил себя в грудь. Раздался какой-то пустой звук.

— В желудке у меня одна только водка, — человек снова покосился на съежившуюся в комок женщину.

— По мне — ик! — по мне, пусть остается. Она еще увидит. И все еще увидят, что я — и вы еще увидите, — что я — я человек в цвете лет… я человек…

— Ну, разумеется, вы человек. Вот увидите, вы еще выбьетесь, — и Брунер протянул ему руку. — Я скоро навещу вас опять.

— Это ваше полное право, господин начальник. Честь имею иметь…

На нем не было фуражки, но он приложил руку к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться козырек, и, спотыкаясь, вошел в дом.

Женщина смотрела ему вслед, как если бы сам сатана вознесся на небо.

— О господи Иисусе! Извиняюсь, конечно, но он просто стал другим человеком!

— Что же, будем надеяться, что он таким и останется, — сказал Брунер задумчиво и тоже удивляясь и протянул женщине руку.

— Значит, он не вышвырнет меня? Извините меня, пожалуйста, и большое вам спасибо.

Она скрылась в домишке.

Брунер взглянул на часы. Его обеденный перерыв почти кончился. Он быстро повернулся и зашагал по неровной мостовой, пересекая узкие переулки, которые могли бы поведать еще много необычайных историй.

Он пришел домой. Жена встретила его. Лицо ее так и пылало.

— Тебе нездоровится? — спросил он, встревоженный.

— О нет, то есть да… Знаешь, у меня был гость…

— Кто же?

— Генрих Драйдопельт!

Она быстро опустила глаза, словно надеясь избежать дальнейших расспросов. Но разве ей не хотелось рассеять свои сомнения? Она сама знает, что это чепуха. Мартин раз и навсегда выбил у нее из головы историю с велосипедом, и она вполне верит ему. Какие могут быть еще сомнения? О, если бы только не этот Драйдопельт! Он заронил в нее подозрение. Крошечное семя, которое дает такие богатые всходы. Она уже совсем успокоилась, и вдруг вошел он, расселся в кухне и стал наблюдать за ней, не спуская глаз. От него не ускользала ни малейшая перемена в ее лице. Куда бы она ни повернулась, она повсюду чувствовала этот неподвижный, или, лучше сказать, пронзительный взгляд. Его глаза как-то особенно выступали на круглой стриженой щетинистой голове.

Драйдопельт отличался тайной особенностью: у него было два носа, но второй нос находился вовсе не там, где сидят обычные носы. Он выбирал такие места, где никому и не вздумалось бы его искать. Он не чувствовал себя связанным с каким-либо определенным местом, даже с лицом. Этот нос не служил ни для нюхания, ни для чихания. Он был предназначен для совершенно тайных целей, пользовался неограниченным доверием своего владельца и был гораздо нахальнее всех остальных носов. От него ничто не ускользало, и, оставаясь невидимым, он приносил своему хозяину самые неожиданные новости. Разумеется, он был гораздо образованней и разносторонней, чем обычный вульгарный орган обоняния. Нос этот обладал большим самомнением, лелеял себя и холил, несмотря на крайнюю свою занятость. Да, он был настоящей редкостью, и оставалось только позавидовать его обладателю. Недавно, очутившись в обществе двух важных особ, он принял самое деятельное участие в их беседе. Оба господина решительно не могли понять, откуда исходит этот третий голос…

Однажды на собрании акционеров он совершенно неожиданно занял место за столом президиума и заговорил. Ну и подивились присутствующие, услышав голос невидимки! Кто же скрывается за этими словами? Господа испугались, что в них заговорил некий внутренний голос, и решили от него избавиться. Конечно, можно выбросить стол, вышвырнуть стул, снять пол в комнате. Но как выбросить нечто невидимое? Например, внутренний голос? Нет, оставалось только быть начеку и ждать. Но все-таки им было стыдно друг друга, и они заговорили о совершенно посторонних вещах.

На другое утро нос принял участие в важном совещании руководящих советников магистрата, которое состоялось в конференц-зале. Но с ним приключилось несчастье. Он случайно свалился со стола в корзину для бумаг и никак не мог выбраться оттуда. С перепугу нос начал орать и был тотчас опознан. Один из заседающих, мужественный чиновник, схватил его кончиками пальцев и приготовился выбросить за дверь. Но тут же сообразил, что носа, который бегает сам по себе, не существует. Непременно должно быть лицо, с которого сбежал этот нос. Он обвел взглядом присутствующих. Нет, на всех лицах сидели соответствующие носы. Тут чиновника объял ужас.

— О господи, лишний нос!