— Второй пункт обвинения — история с бензином. Ну, это уж просто смешно. Лично я убежден, что здесь все выяснится очень скоро.
Он посмотрел на своего собеседника снизу вверх.
— С бензином? Вот тебе раз! Это еще что такое? — спросил Брунер словно про себя и невольно улыбнулся. Но вдруг он вспомнил, и лицо его стало серьезным. Он придвинул свой стул к письменному столу.
— Это, верно, история, которая разыгралась несколько месяцев назад? Понимаю. Теперь вам только остается сказать мне, кто автор этой сказки из «Тысячи и одной ночи».
— Дорогой коллега, вы, конечно, понимаете, что я не имею права поступить так, пока расследование не привело к определенному результату. Но я сказал уже вам, что считаю второй пункт совершенно неважным. Бензин, который столь долго хранился в погребе, должен был так или иначе испариться. Это летучая жидкость. Вы использовали его для казенной машины и заменили новым точно в том же количестве. Тут все в порядке. Вам не грозят решительно никакие неприятности.
— Почему же начальство тогда не швырнуло клевету в мусорную корзину, раз все так ясно и понятно? — возмутился Брунер.
— Н-да, клеветой это, в сущности, не назовешь, коллега. Факт остается фактом. Бензин был действительно использован и заменен другим. То-то и оно. Бензин не следовало заменять. В инструкции сказано, что его следует хранить, — и только. Как заведующий отделом, вы обязаны были это знать.
Шварц переложил одну пачку документов с левой половины стола на правую, а другую — с правой на левую.
— Однако тот факт, — продолжал он снова, — что вы лично не извлекли из этой замены выгоды, может послужить оправдывающим обстоятельством.
— Я бы хотел указать, — взорвался Брунер, — что замена бензина была произведена с разрешения магистрата и в присутствии свидетелей. Вам это так же хорошо известно, как мне.
Шварц сделал какую-то пометку на листке бумаги, который лежал перед ним.
— С тех пор прошло много месяцев. При том количестве дел, которые через нас проходят, всего не упомнишь. Но, повторяю, чтобы покончить с этой историей, мне нужно получить от вас объяснение в письменном виде.
Начальник отдела кадров приподнялся, пожал Брунеру руку и сел снова.
— Утро вечера мудренее, напишете завтра, — сказал он.
Когда Брунер выходил из комнаты, Георг Шварц уже успел благоговейно погрузиться в дела, и над бумагами виднелись только гладко зачесанные волосы да крошечный кончик оправы очков.
В ближайшие дни Брунеру не удалось опровергнуть возведенные на него обвинения, хотя ему и хотелось сделать это немедленно. Он никак не мог урвать время. Чтобы справиться с делами по магистрату, ему пришлось работать даже по вечерам.
— Известно ли вам о генеральном наступлении, которое предпринято против меня? — спросил он однажды как бы между прочим у Отто Гроскопфа.
— Что? Как? Мне? Понятия не имею. Я вообще ни о чем не слышал. А в чем дело? Знаете, у нас столько про всех болтают! У меня тоже неприятности. Вздумалось же кому-то утверждать, что я ношу в портфеле сало и свиные шницели. О святой Никодим! — неужто жрать шницели, изготовленные из наших дел? Так, что ли? И ведь находятся люди, которые завидуют чужому аппетиту. Но я смеюсь над этими сплетнями. Слава богу, меня достаточно знают и, надеюсь, с самой лучшей стороны.
Он с такой силой втянул обеими ноздрями воздух, что, казалось, у него вот-вот лопнет череп.
— Да, только смеюсь! Самое главное — знать себе цену. На вашем месте, коллега, я бы не стал огорчаться из-за такой чепухи.
Тут он неожиданно чихнул и истолковал это естественное явление как знак, ниспосланный свыше в подтверждение его слов.
Генеральное наступление не явилось особенной неожиданностью для Люцианы. Не будь у нее так скверно на душе, она не прочь была бы и позлорадствовать: «Вот видишь, Мартин, значит, все-таки я была права! Так как же история с велосипедом? Что же ты молчишь?» Но, повторяем, ей было очень грустно и совсем не до шуток. Она внимательно следила за тем, чтобы Мартин не пропустил срока, предоставленного ему для объяснения.
Детей уложили в постель. Она уселась за пишущую машинку и отстучала все, что ей продиктовал муж. Нет, не все. Некоторые слова просто не ложились на бумагу. Она укладывала их мысленно и так и этак и никак не могла найти для них подходящего места. Ни одно для них не годилось. Как можно только заниматься такими мерзостями! Да еще взрослым людям! Нет, некоторые слова просто не лезли ей в голову, не говоря уже о том, чтобы влезть в машинку.
Читать дальше