Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

А Иза, не пытаясь сдержать любопытства, подбегает к двери и глядит в замочную скважину — что же это за вечер.

— Почему они не начинают? — беспокоится она. Но после недолгого внимательного наблюдения тон ее голоса неожиданно меняется. — Честное слово, мне нравится.

С т а х. Что?

И з а. Не ч т о, а к т о. Высокий, мужественный, в моем вкусе. Ах, какой красивый!

С т а х. Толек, скажи ей, чтоб отлипла от двери.

Эти слова почему-то раздражают Агнешку. Она заступается за подругу:

— Твой братец, Иза, становится брюзгой. Как ты только его выносишь.

Иза, не подозревая о существовании подспудных осложнений, беззаботно смеется:

— И ты вынесешь, я уверена. Я ведь только до поры до времени. — И она многозначительно подмигивает Толеку. — А пока что у брата неплоха хата.

— Я думаю! — Толек строит жалобно-смешливую гримасу. — Где уж мне тягаться с бакалавром.

— А ты нас, девочек, не оскорбляй, — вспыхивает Иза. — Мы с ней тоже б а к а л а в р ы.

— Я и не думаю вас оскорблять, я просто завидую. А Стах у нас пошел в гору, вот что. Квартира доктора — это звучит гордо. Сестра доктора, жена доктора — весьма солидно.

— Бог с ней, с солидностью, — перебивает его Иза. — Денежки, жратва, кино, концерты, приемы — это да. Но ты не беспокойся, Толечек, нам и так будет хорошо. Лишь бы не в деревне.

Стах в сердцах швыряет карты на стол. Его красивое, совсем еще детское лицо заливается краской.

— Честное слово, я тебя не понимаю, Агна, — ломающимся тенорком взволнованно восклицает он, — Как ты могла на это согласиться!

— На что, Стах?

— Ты что, смеешься? На эту глушь, на этот сельский примитив. Я бы тут ни одного дня не выдержал…

— …без бриджа.

— Я к тебе приехал, а не в бридж играть. И не на мужицкую гулянку.

— Каждый из нас по-своему представляет, чего он хочет.

Толек протяжно, многозначительно свистит:

— О-го-о… Полемика обещает быть принципиальной. О высшей сути идеалов.

— Благоразумие тоже идеал, — бросает Стах, а поскольку он любит подчеркивать свое раздражение жестами, то невольно задевает свисающий с лампы кораблик. И тут он узнает его, задерживает на секунду в ладонях, смутившись и, пожалуй, растрогавшись, и злость вспыхивает в нем еще сильнее.

Иза, которая всегда схватывает все на лету, упрямо надувает прелестные пухлые губки:

— Колумб благоразумием не отличался.

— И в конце концов остался в проигрыше!

— Как для кого, — вмешивается Толек с явной подковыркой.

— Для себя. К черту! — кипятится Стах. — Архипольские рассуждения. Разве нельзя чего-то добиться, не проигрывая? Что это — извечный наш долг?

— Давайте не ссориться. — Теперь Иза принимается всех успокаивать. — Как бы то ни было, все мы — дети «Колумба».

Но Стаха не так-то легко убедить.

— Тем более мы не допустим, чтобы Агнешка погибла, — мрачно, с достоинством хмурит он брови и, описав рукой широкий круг, с пафосом заканчивает: — Разве это жизнь?

— Да она всегда была сумасбродка, малость чокнутая, — вздыхает Толек с теплой и насмешливой снисходительностью в голосе. — Известно, Агнешка-пионер. Крестная мать нашего дома родного — «Колумба». Ах, как я тебе, Агна, завидовал!

— Мы все завидовали, — признается Иза. — Но что поделаешь, от поэзии приходится переходить к прозе, такова жизнь. Сегодня и поверить трудно, что мы сами, такие еще сопляки, привели тогда в порядок эту полусгоревшую развалюху…

— А знаете, — вмешивается Толек, увлеченный волной воспоминаний, — ведь со своими ободранными стенами и торчащими трубами она тогда и в самом деле напоминала старую разбитую посудину.

— Кому же первому пришло в голову это название… — задумывается Иза. — Кажется, мне.

— Ой, нет! — возражает Стах. — Безусловно, Агне.

— Неважно, — отмахивается Агнешка. — Славная была у нас хибара, славный дом.

— Ну и что? — вздыхает вдруг Иза. — После нас пришли другие, прямо как к себе домой! А мы — адью!..

— А помните, — перебивает ее Толек, — одну нашу вечеринку? В зале еще вовсю отплясывают свинг, румбу и оберек, а дир вдруг хлопает в ладоши и произносит речь: «У ч и ч е л ь — это, мои дорогие, зодчий культуры, это, кроме того, законовед и судья, врач и ветеринар, это агроном, эстет и режиссер и…» — забыл.

— …и в о о б ч е, — подхватывает Иза, — авангард, а теперь пусть дежурные подметут зал и погасят свет, вам всем пора ложиться, а то не выспитесь. Спокойной ночи.

Все громко хохочут.

— Да он же не от мира сего!

— Хорошие были времена!