Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

— Даже так?

— Даже так. Потому что об отце он ничего не знает, зато про нас знает все. Знает, что когда мы наконец заставили замолчать проклятый станковый пулемет, то и ксендза или пастора этого отблагодарили за рубашку. Здесь на месте его и повесили, лапками кверху, на том же кресте. Вместе с остальными защитниками. По трое с каждой стороны, симметрично, для равновесия. Но все они вместе с виселицей свалились прямо в болото. Кажется, вода еще до сих пор воняет.

Они уже давно стоят на дорожке и глядят на верхушку башни, не замечая, что остановились. Вдруг через плечо Балча Агнешка видит успевшего переодеться Тотека. Мальчик вынырнул откуда-то из развалин. Позади него Уля. Агнешка незаметным для Балча движением руки советует им отойти. Ребята заметили, поняли и, перемахнув через груду кирпичей, скрылись в глубине фруктового сада. Вот и у нее есть союзники, намек на конспирацию, заговор. Против чего?

— Все это страшно, страшно. Но неужели нельзя, неужели не стоит забыть?

Губы Балча искажает горькая гримаса.

— Забыть. Конечно. И лучше всего поможет это сделать сама жизнь, само время. Забыть! Вам не придется уговаривать забыть всех тех, кто пришел сюда позже. Да и мы, недобитые ветераны, тоже учимся забывать.

— Правильно.

— Благодарю за одобрение. Стараемся изо всех сил. Систематически. А вот и доказательство: завтра, в воскресенье, мы устраиваем вечер. Что вы на это скажете?

— Развлечения, если они уместны, не только допустимы, но и желательны. — Агнешка невольно и совершенно бессознательно впадает в менторский тон. — Мы в «Колумбе» тоже устраивали вечеринки, танцульки… И понятно, без спиртного. Без спиртного, пан Балч!

— Все будет в порядке, обещаю.

— Первое очко в вашу пользу.

Балч прищуривается и слегка кланяется Агнешке.

— Первая разумная женщина в Хробжичках.

— Почему первая?

— С бабами у нас беда. Их, так сказать, психика заражена старомодными взглядами. Им, например, не нравятся эти развалины. Отлично. Зато нам они нравятся. О, поглядите в сад. Видите того чернявого с мотыгой, который делает вид, будто страшно усердно копает свеклу, а сам все поглядывает исподлобья, шпионит? Это садовник Януарий Зависляк. Мой, так сказать, министр культуры и одновременно министр… гм… экономики. Однополчанин. Есть у него тут, внизу, под замком, отличная холостяцкая квартира, он в ней устроил нечто вроде скромного деревенского красного уголка. Мы его называем клуб, так шикарней.

— Прекрасно! Мне хотелось бы туда зайти, поглядеть.

— Сначала поглядите на местных зевак.

Тропинка, бегущая в густых зарослях порыжевших кустов сирени и терновника, сворачивает от замка к поселку. Появляются и исчезают какие-то люди, но к Агнешке с Балчем никто не подходит, никто их не приветствует. «Это только мое болезненное воображение, — мысленно отчитывает себя Агнешка, — я просто устала. Слишком много впечатлений». И все же она не может избавиться от неприятного ощущения, что придорожные заросли насыщены чьим-то скрытым присутствием, наэлектризованы чьим-то дыханием, настороженностью, ее не покидает неясное сознание, будто за каждым кустом кто-то притаился. А вот и подтверждение! Из кустов на мгновение высунулся парнишка и тут же скрылся, а теперь что-то там кому-то, запыхавшись, вполголоса рассказывает; слышно отрывистое, сдавленное хихиканье и перешептывание.

Балч поворачивает в ту сторону голову и кричит:

— Я вас чую, цветочки! А ну, марш по избам мыться — сегодня суббота!

Однако Агнешке кажется, что грубоватая его веселость напускная. Балч приуныл, но не подает виду. Агнешке становится немного его жаль, но она сразу же укоряет себя за это неопределенное и ненужное сочувствие.

— В этот ваш клуб… женщины тоже ходят?

— Как бы не так! Не желают. Они не умеют забывать так, как мы. Безграмотные.

— Безграмотность следует искоренять.

Ну и сказанула, не удержалась. Кошмар! Агнешка чувствует, что под обстрелом подсматривающих из укрытий глаз и мысли ее, и движения становятся скованными. Пожалуй, с Балчем происходит то же самое. Он коротко и неискренно рассмеялся. И тут же умолк, потому что за поворотом дороги вдруг зашуршала трава под ногами убегающих девушек. Одна светлая коса, зацепившись за колючую ветку дикой сливы, рванулась, блеснув, словно рыба, в лучах низкого солнца. А может, их вспугнул кто-нибудь другой. В самом деле. Навстречу, согнувшись пополам под грузом нищенской торбы, ковыляет древняя старуха с суковатой клюкой в руке. Старуха заметила их — вот она останавливается, сплевывает и, перешагнув через неглубокую канавку, резко сворачивает к открытым дверям кузницы, откуда доносятся, чередуясь, то звонкие, то глухие удары молотов.