Убей ее бог, она никак не могла взять в толк, на что это он намекает. Невольно засмущавшись, Аня махнула рукой и пошла в кухню.
— Хм, «ночью беседовали»… Мелешь, че не надо! — только и сказала она. Ему что: пришел с работы — вся и забота. Иван вечно так. Хлебом его не корми, а дай огорошить человека, поморочить ему голову.
— Не мелю, — возразил он ей вслед, — а дело говорю. Малюгин мне сегодня подсчитал… — Он следом за Аней вошел в кухню, протирая запотевшие очки. — Ну, сколько мы шлаков навалили в террикон. Вернее, сколько надо лет, чтобы разгрести его.
«Ах, вот в чем дело!» — обернулась к нему Аня. Усмехнувшись, она села на табурет, сложила на коленях руки и слабо покивала головой, будто подначивая его: давай-давай, начинай свою молитву, давно не слушала.
— Без малого два века, говорит Петро.
— Только-то?! Чего так мало? — поехидничала она. — Это же тебе раз плюнуть.
Он держал очки в руках, уставившись куда-то за окно, в палисадник, и словно уже не видел и не слышал ее. Надо бы сказать ему сейчас что-нибудь такое, посочувствовать чтобы, но это было опасно: он тотчас уловит эту податливость в ней, и весь вечер только и будет разговоров, что о шлаке да о шлаке. А в том-то и дело, что у нее была своя тема, особая, ближе которой возле материнского и отцовского сердца не могло быть ничего иного — о детях она хотела поговорить с мужем. Не обо всех сразу, а хотя бы об одном — Вениамине, от которого вот уже второй месяц ни слуху ни духу. Вся душа изболелась, а Ивану что — опять завел свою песню про шлаки. И Аня, полнясь решимостью перебить эти мысли мужа, повернуть разговор в свою сторону, ляпнула ему такое, о чем и в хороший-то момент, под какое-нибудь всеобщее веселье, у нее не хватило бы духу сказать.
— Тебе же Солдатиха нагадала, — все же увела она взгляд в сторону, — что ты будешь сто лет жить, а двести на карачках ползать. — Вспомнила шутливую ворожбу соседки. — Вот и рассчитывай на те двести лет. На карачках-то оно удобнее: наклоняться и выпрямляться не надо, ползай и ползай по террикону, разгребай помаленьку.
Такой злой шутки он никак не ожидал от жены. Остолбенел, прямо чуть очки из рук не выпустил. И тогда Аня, как бы подводя черту под одним разговором и делая вступление к другому, чаемому, скорбно сказала:
— Про Веньку сон нехороший видела…
— Какой еще сон? — не сразу дошло до него.
— Говорю же, нехороший. Не к добру, видно. Будто идет он по белому полю…
— Это когда ты успела увидать сон-то? — насмешливо перебил он жену, моментально оценив ситуацию. Теперь уже ему надо было смять это ее настроение, а то, чего доброго, и до слез недалеко. — Ты же по утрам свои сны пересказываешь. А утром седни ты про Солдатиху балаболила, чего-то опять с ней не поладила.
— Говорю — значит, видела.
— На работе, может? Пока полы в конторе мыла?
— Мелешь, че не надо! — огрызнулась Аня, но больше для порядка, потому что втайне была довольна: Иван уже весь в ее власти, сел напротив и лукаво щурится, машинально наблюдая, как она ловко чистит картошку, и придумывая небось, как бы еще-то подзавести жену. — Письма от него давно нету, — строго сказала она, опережая мужа.
— Хо, новость! Они ж вечно так с Марией. Что один, что другая. Они когда вовремя-то писали? Да никогда! — и потянулся за табаком. Скучно ему стало от такого разговора. Хотя, конечно, скучно не скучно, а поговорить надо, никуда не денешься. Аня теперь ни о чем ином думать не будет, пока не получит от Веньки весточку. Придется завтра тайком дать ему телеграмму: мол, мать волнуется, почему молчишь? — Они как рассуждают, молодые-то? А так, что покуда жареный петух в одно место не клюнет им — нечего и родителям писать. Они же сами-то про себя знают, что живы-здоровы, а от тебя письма каждую неделю идут. Чего им волноваться?
— Ой, не знаю… У него ж какая работа-то? Аварийная.
— Да не аварийная! Аварийная — это когда во время твоей работы авария может случиться. Неизбежная почти что. А у него совсем другое. Его работа — не бей лежачего, — нарочно упростил Иван Игнатьевич. — Слесарь-наладчик аварийной бригады.
— Ага! Все же аварийной…
— Дак аварийной в каком смысле-то? Это ж название бригады. Они ведь завсегда в цех являются после аварии. Авария уже случилась, уже все произошло, что происходит у них там, в этом цехе-то, уже, понимаешь, налаживать надо, а слесари-наладчики только-только канителиться начинают, противогазы свои ищут, где они там под лавками завалялись…
Аня решительно не приняла такой его оценки. Перестарался малость, уж чересчур хотел пустить ей пыль в глаза.
Читать дальше