Оливия Лэнг - Crudo

Весь оставшийся день она складывала в уме цифры. Они не могли себе позволить эту квартиру, или могли, но только если ничего не случится, например, процентные ставки, или болезнь, или отпуск, перед которым невозможно устоять. В любом случае, ей очень не хотелось портить их счастье, нарушать состояние удовлетворения, топить идеальное судно их нынешнего дома, где они оба проводили практически каждую ночь. Не странно ли так скоро разлучаться? Кэти всегда говорила, что хочет свой дом, но вообще-то у нее была мания, неистребимая потребность жить на два места, она ничего не могла поделать, так она устроена. Ее, перелетную птицу, тянуло переезжать между городами, таща за собой сумку на колесиках, всё время забывая какую-нибудь важную вещь: зарядник, куртку, зонтик, шарф.

По пути домой она выпила чаю с Чарли в Британской библиотеке. Буквально за секунду до того, как он пришел на место встречи – о Боже, я опоздал на 127 секунд, – легкий порыв ветра унес буклет риэлтора через всю площадь. Случайный прохожий ловко зажал его коленями. Я застал всю драму, сказал Чарли, и поцеловал ее в щеку, окутав облаком пачули. Чарли носил очень эксклюзивный парфюм, сделанный монахинями. Он, ее муж и Джозеф пахли лучше всех знакомых ей мужчин, никто не мог с ними тягаться. Еще у Чарли был завидный зонт, оранжевый, с бамбуковой ручкой. Когда она наконец добралась до дома спустя несколько часов, то обнаружила, что у ее мужа есть такой же зонт, только черный, притаившийся в подставке для зонтиков в холле. На ее телефон, на который никто никогда не звонил, позвонили уже сотню раз. Меркурий, должно быть, ускорился, подумала она, люди, с которым она не общалась месяцами, вдруг разом захотели выйти на контакт. Так ты теперь замужняя? – спросила Лили. Ну, хозяюшка, сказал Стюарт. Она всем рассказывала о квартире. Лили хотела купить сыну кеды на день рождения, ему нравились «Вэнс», она обещала добыть редкую пару в большом магазине на Довер-стрит. Ее накрыл один из эпизодических всплесков любви, когда она вдруг чувствовала себя пропитанной ею насквозь, на нейронном и духовном уровне, когда синапсы в ее мозгу насыщало ровно нужное количество информации и ни капли лишнего. Кэти осенью, Кэти на полпути, Кэти, которая пришла домой, Кэти, у которой достаточно всего, чтобы плыть по течению, и которой сейчас нужно решить, как проводить оставшиеся короткие деньки.

______________________________________

Была вечеринка. 9 сентября 2017 года, 22:30, окраины карты. Что обсуждали: супертоскану, посиделки с вином, лондонскую жизнь восьмидесятых и девяностых, свадьбы. Кэти не то чтобы нравилась компания. Слишком громкая фоновая музыка, на ней были колготки в сеточку, Патти Смит пела «Because the Night», неожиданно. Кэти не могла есть, но соглашалась на каждый бокал портвейна, поэтому на следующее утро она проснулась в девять утра с чудовищным похмельем и едва могла разлепить глаза. Муж пожаловался на сухость во рту, а затем с удивлением вытащил из него несколько мокрых синих ниток. Кто знал, что с ними было, пока они спали, полуприкрытые, беззащитные? Они ночевали в гостиничном номере такого монументального уродства, что оно заслуживало считаться достижением. Ванная сверкала, зеркала были из прессованного пластика, словно дешевый игрушечный Версаль для детей. Ниже этажом располагался бар «Хижина в лесу», перед которым до глубокой ночи орали какие-то молодые люди. В пять утра весь отель был разбужен собачьим лаем. Что они там делали? Просто дрейфовали, принимали свою судьбу, не говорили «нет», говорили «да».

Еще одной из основных тем разговора была ядерная война. Почему Америка просто не скажет Ким Ыну, Ким мм Ыну, что он теперь большой мальчик, молодец, ему же, очевидно, только это и надо. Чего я не понимаю, так это почему они просто не сотрут его в порошок ядерными боеголовками. Они не в курсе, где их ракеты, сказала Кэти женским голосом, который при данных и многих других обстоятельствах было не расслышать. Я не узнал тебя, сказал мужчина, которого она знала не один десяток лет. Я просто накрасилась, ответила Кэти.

Что было хорошо, так это холмы, глубокие долины, покрытые густыми лесами, плоские мелкие ручейки и пасущиеся вразнобой коровы и овцы. Что было хорошо, так это свежий воздух, который периодически прочесывал дождь, быстро мелькающая зелень. Они то и дело останавливались у церквей, тормозили, увидев антикварный магазин, и копались в коробках замызганного фарфора и побуревших книг позапрошлого века. Прошлое висело тяжелым грузом, они вдыхали его, им нравилось чувствовать плотность времени. Всё либо разваливалось, либо спасалось бегством, последние ласточки срезали воздух над шиферными крышами домов, за дубами неотступно следовали их тени, отчего те смахивали на шахматные фигуры, от ладьи к королю.