Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

Феррари рассмеялся над выказанной мною озабоченностью своим здоровьем, которую мне удалось преподнести почти комично, и, казалось, немного успокоился.

– О нет, – ответил он. – Я не имел в виду ничего подобного. Думаю лишь, что следует вам сказать, что она ведет себя очень обольстительно и может оказывать вам небольшие знаки внимания, которые польстили бы любому мужчине, не знающему, что они лишь часть ее ребяческого, шаловливого характера. Короче говоря, они могли бы заставить его ошибочно предполагать, что он является предметом ее особого расположения и…

Я расхохотался и хлопнул его по плечу.

– В вашем предостережении нет никакой необходимости, мой добрый юный друг, – сказал я. – Ну же, неужели я похож на человека, который привлечет внимание всеми обожаемой капризной красавицы? К тому же в моем возрасте подобные мысли просто чудовищны! Я ей в отцы гожусь, как и вам, если угодно, но на роль возлюбленного… Нет, это невозможно!

Он внимательно смотрел на меня.

– Она сказала, что вы не выглядите старым, – пробормотал он.

– О, заверяю вас, она, конечно же, сделала мне маленький комплимент, – ответил я, с усмешкой подумав о терзавших его подозрениях. – И я воспринял его в том же ключе, в каком он замышлялся, – как доброту. Я полностью отдаю себе отчет, какой избитой и неприглядной развалиной должен выглядеть перед нею по сравнению с вами, сэр Антиной!

Он покраснел от удовольствия. Затем несколько виноватым тоном произнес:

– Ну, вы должны меня простить, если я показался вам чересчур щепетильным. Графиня мне… как сестра. На самом деле мой покойный друг Фабио поощрял существовавшую между нами братскую привязанность, и теперь, когда его нет, я больше, чем когда-либо, чувствую обязанность оберегать ее, как бы выразиться, от себя самой. Она так молода, легкомысленна и беспечна, что… Ну, вы меня понимаете, не так ли?

Я поклонился. Я прекрасно его понимал. Он не нуждался в браконьерах на земле, где воровал сам. С его точки зрения он был совершенно прав! Но, в конечном итоге, я был законным владельцем этой земли и по этому вопросу имел совершенно иное мнение. Однако я никак не отреагировал на его слова и сделал вид, что мне наскучил разговор, принявший подобный поворот. Видя это, Феррари повел себя соответственно: он снова сделался веселым и занятным собеседником, назначив время нашего визита на виллу Романи, перевел разговор на темы, связанные с Неаполем, его обитателями и их образом жизни. Я рискнул высказать несколько замечаний насчет общего падения нравов и фривольности, возобладавших среди людей, просто для того, чтобы разговорить Феррари и получше изучить его характер, хотя, как я думал, его взгляды были мне прекрасно известны.

– Полноте, мой дорогой граф! – воскликнул он, рассмеявшись, выбросил окурок сигары и смотрел, как тот тлеет, словно светлячок, среди зеленой травы, в которую упал. – Что, в конечном итоге, есть безнравственность? Всего лишь дело вкуса. Возьмем банальную добродетель супружеской верности. Когда она соблюдается до конца, что в этом хорошего, к чему это приводит? Зачем мужчине быть привязанным к одной женщине, если его любви хватит и на двадцать? Хорошенькая стройная девушка, которую он выбрал себе в спутницы жизни в юности, может превратиться в толстую, грубую, краснолицую, наводящую ужас представительницу женского пола как раз тогда, когда мужская сила в нем начнет бурлить во всей своей полноте. И тем не менее, пока она жива, закон требует, чтобы все потоки страсти изливались в одном направлении, на тот же скучный, ровный, непримечательный берег! Закон абсурден, но он существует, и естественным следствием является его нарушение. Общество делает вид, что приходит от этого в ужас, но это всего лишь притворство. И дело в Неаполе обстоит не хуже, чем в Лондоне, столице высоконравственного британского содружества, просто здесь мы полностью откровенны и не пытаемся скрыть свои маленькие прегрешения, в то время как там их тщательно скрывают и выставляют себя добродетельными. Это сущий вздор, очередная притча о фарисее и мытаре.

– Не совсем, – заметил я. – Ибо мытарь раскаивался, а Неаполь нет.

– А почему он должен это делать? – весело спросил Феррари. – Что хорошего в том, что кто-то в чем-то покается? Разве это что-то изменит? Кому наше раскаяние доставит умиротворение или удовольствие? Богу? Дорогой мой граф, нынче очень немногие из нас верят в какое-то божество. Творение – это чистейший каприз сил природы. Лучшее, что мы можем сделать, – это наслаждаться, пока живем, времени нам на это отпущено очень мало, а когда мы умрем, то наступит конец всему, насколько нам это известно.