Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– Нина!

Ответа не последовало.

Рядом стояла одна из погасших свечей. Я дрожащими руками зажег ее, поднял повыше и тут же громко вскрикнул от ужаса! О Господь Вседержитель, Твое отмщение уж точно превзошло мое! Огромная каменная глыба, сдвинутая с места неистовой бурей, упала с крыши склепа, рухнула прямо на то место, где пару минут назад сидела она со странной улыбкой на губах! Она лежала, раздавленная огромным весом, вдавленная в обломки моего пустого гроба… И все же, все же я не видел ничего, кроме одной торчавшей из-под камня белой руки, на пальце которой насмешливо сверкало обручальное кольцо! Я видел, как рука яростно дергалась, ударяясь о землю, а потом затихла. Меня охватил ужас. Мне и теперь снится эта дергающаяся рука с ослепительно сверкающими на ней драгоценностями. Она призывает, зовет, угрожает и просит! А когда мне настанет время умирать, она поманит меня к могиле! Видневшийся из-под обломков кусочек ее дорогого платья приковал мой взгляд, и я заметил, как из-под камня начала обильно сочиться кровь – из-под массивного камня, ставшего ее страшным надгробием, который ни один человек не смог бы сдвинуть с места! Боже Праведный! Как же быстро струился алый поток жизни, пятная жуткими темными разводами белоснежные кружева ее платья! Шатаясь, словно пьяный, наполовину обезумевший от всего пережитого, я подошел и коснулся маленькой белой руки, неподвижно лежавшей на земле. Наклонив голову, я едва не поцеловал ее, но какое-то странное отвращение охватило меня и удержало от этого!

В оцепенении от охватившего меня отчаяния я стал искать и наконец нашел упавшее на пол распятие монаха Чиприано. Я сомкнул на нем ее еще теплые пальцы и положил на землю. Какое-то неестественное и ужасное спокойствие охладило трепет моих натянутых, как струна, нервов.

– Это все, что я могу для тебя сделать! – бессвязно пробормотал я. – Да простит тебя Христос, хотя я не могу! – И, прикрыв глаза, чтобы не видеть этого зрелища, я отвернулся.

Потом словно одержимый я рванулся к лестнице и, дойдя до первой ступеньки, задул свечу, которую держал в руке. Что-то заставило меня оглянуться, и я увидел то, что вижу и теперь и что буду видеть всегда, до самого своего смертного часа! После падения огромной глыбы в крыше склепа образовалась дыра, в которую проникал длинный призрачный луч лунного света. Зеленоватый отсвет, будто небесный светильник, делал окружавшую тьму еще гуще, с поразительной четкостью высвечивая лишь один предмет – тонкую руку, торчавшую из-под глыбы, белую, как альпийский снег!

Я дико смотрел на нее, сверкание драгоценностей резало мне глаза, сияние серебряного распятия, зажатого в окоченевших пальцах, сводило с ума. С криком невыразимого ужаса я буквально взлетел вверх по ступеням, открыл железную калитку, через которую она уже никогда не пройдет, и выскочил на свободу к свежему воздуху, подставив лицо ветру, бушевавшему, как мои страсти. С какой яростной поспешностью я захлопнул дверь в склеп! С какой дьявольской осмотрительностью запер ее и проверил замок! Нет, я еще не до конца осознал, что она и вправду мертва, и поймал себя на том, что твержу вслух:

– Наконец-то, наконец-то в безопасности! Ей не убежать, я завалил потайной ход, никто не услышит ее криков, она немного побьется, но скоро все кончится. Она больше не станет смеяться, не станет целовать, не станет любить, не станет врать и дурачить мужчин! Она погребена, как и я, – заживо!

Бормоча себе под нос эти слова и перемежая их рыданиями, я повернулся навстречу яростному реву ночной бури. Мысли у меня путались, ноги дрожали и еле держали меня, небеса и земля содрогались надо мной и подо мной, словно разбушевавшееся море. Луна ошеломленно глядела на меня сквозь стремительно мчавшиеся тучи, и вся вселенная вокруг меня превратилась в бесформенный хаос. И все же я двинулся навстречу своей судьбе, навсегда оставив ее позади!

Никем не узнанный и не преследуемый, я уехал из Неаполя. Завернувшись в плащ, в каком-то тяжелом забытьи улегся на палубе «Рондинеллы». Мое появление и внешний вид явно не вызвали никаких подозрений у капитана, старого Антонио Барди, с которым мой друг Андреа договорился о моей поездке, вряд ли догадываясь о том, какого пассажира он на самом деле рекомендовал.

Утро выдалось чудесное: сверкающие волны вставали на цыпочки, чтобы поцеловать еще не унявший порывов ветер, и солнце великолепной широкой улыбкой озаряло весь свет! Отягощенный бременем мучений, совершенно вымотанный от нервного напряжения, я, словно в лихорадочном бреду, смотрел на все, что меня окружало: на ликующий свет, на лазурную рябь вод, на удаляющуюся кромку родных берегов. Все казалось мне размытым, неясным и нереальным, хотя душа моя недреманным оком продолжала смотреть вниз, в те мрачные бездны, где лежала она , умолкшая навсегда. Ибо теперь я знал, что она мертва. Ее убила судьба, а не я. Пусть непокаявшуюся, пусть в полной мере торжествующую в своем предательстве, даже безумную – я все же спас бы ее, хоть она и пыталась меня убить. Все же хорошо, что каменная глыба упала… Кто знает! Если бы она осталась жить… Я старался не думать о ней и, вытащив из кармана ключ от склепа, бросил его в море, где он исчез с легким всплеском. Все кончилось, никто меня не преследовал, никто не спрашивал, куда я направляюсь.