Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

Гроб стоял на видном месте, и я разложил все так, чтобы золотые украшения и драгоценные камни сразу же бросились ей в глаза.

– Теперь вы видите, – продолжил я, – откуда взялось богатство предполагаемого графа Оливы. Я обнаружил спрятанные здесь сокровища в ночь после своих похорон. Тогда мне и в голову не приходило, для какой страшной цели они мне понадобятся! Они хорошо мне послужили и еще не иссякли – все оставшееся в вашем распоряжении!

При этих словах она поднялась с колен и выпрямилась. Пытаясь дрожащими руками запахнуть плащ, осторожно двинулась к разбойничьему гробу и наклонилась над ним с легкими проблесками надежды и любопытства на осунувшемся лице. Я смотрел на нее с легким удивлением: так внезапно она постарела. Нежно-розовый цвет и гладкость ее кожи исчезли, и она стала морщинистой и сухой, словно лишившись влаги под тропическим солнцем. Волосы ее растрепались и свисали спутанными золотистыми прядями. Только они да еще глаза говорили о ее молодости. Моя душа внезапно наполнилась сочувствием.

– О жена моя! – воскликнул я. – Супруга, которую я так страстно любил, за которую и вправду умер, если бы она велела! Почему ты меня предала? Я считал тебя воплощением добродетели… Да! Если бы ты выждала хоть один день после того, как сочла меня умершим, и тогда избрала Гвидо своим возлюбленным, говорю тебе, что нежность моя была столь безгранична, что я бы тебя простил! Хоть я и восстал из могилы, я бы исчез и не давал о себе знать… Да, если бы ты выждала, если бы ты хоть чуть-чуть обо мне поплакала! Но когда с твоих губ сорвалось признание в преступлении, когда я узнал, что уже через три месяца после нашей свадьбы ты начала меня дурачить, – вот тогда я понял, что моя любовь, имя, положение в обществе и честь использовались как ширма для сокрытия твоей интрижки с человеком, которого я называл другом! Боже! Кто, созданный из бренной плоти и крови, может простить такое предательство? Я такой же, как все, но я тебя любил, и соразмерно моей любви росли и мои ошибки!

Она слушала, потом подошла чуть ближе ко мне, на ее бледных губах мелькнула слабая улыбка, и она прошептала:

– Фабио! Фабио!

Я посмотрел на нее, и мой голос против моей воли сделался очень грустным и в то же время нежным:

– Да, Фабио! Что ты сделала с его призраком? Не кажется ли тебе странным это ненавистное имя? Тебе, Нина, которую я любил так, как любят не многих женщин, тебе, кто не дал мне никакой любви, тебе, разбившей мне сердце и сделавшей меня таким, каков я есть! – К горлу у меня подступил тяжелый ком, не давший мне говорить дальше.

Я был молод, и в тот момент жестоко растоптанная и разрушенная жизнь показалась мне совершенно невыносимой. Она услышала меня, и улыбка на ее лице сделалась более теплой. Она приблизилась ко мне, немного робко и умоляюще обняла рукой за шею. Грудь ее вздымалась быстро и высоко.

– Фабио, – пробормотала она. – Фабио, прости меня! Я говорила не подумав, я не испытываю к тебе ненависти! Идем! Я искуплю все твои страдания, я стану любить тебя, я буду тебе верна, я буду твоей целиком! Гляди! Ты же знаешь, что я не утратила свою красоту! – И она страстно прильнула ко мне, приблизив свои губы к моим, пытаясь рассмотреть ответ на моем лице.

Я угрюмо глядел на нее сверху вниз.

– Красоту? Лишь пищу для червей – мне до нее нет дела! Что пользы в прекрасном теле, если в нем обитает злодейская душа? Прощение? Ты слишком поздно о нем просишь! Зло, подобное причиненному мне, никогда не прощают.

Наступило молчание. Нина по-прежнему обнимала меня, но взгляд ее ощупывал меня так, будто она искала что-то потерянное. Ветер яростно бушевал в ветвях стоявших у склепа кипарисов и со свистом врывался в дыры и щели в каменной кладке, с лязгом сотрясая железную решетку наверху лесенки, – казалось, будто знаменитый главарь разбойников сбежал прямо в кандалах и пытался проникнуть сюда за своими припрятанными сокровищами. Лицо ее вдруг приняло коварное выражение, и не успел я разгадать ее намерения, как она легко и быстро выхватила кинжал из моего жилетного кармана!

– Слишком поздно?! – крикнула она с сатанинским хохотом. – Нет, не слишком! Умри, негодяй!

Яркое лезвие на мгновение сверкнуло в пляшущих огоньках света, когда она приготовилась нанести удар, но в следующую секунду я перехватил ее разящую руку и с силой рванул вниз, пытаясь завладеть оружием. Она вцепилась в кинжал с отчаянием обреченной. Задыхаясь, она боролась, изо всех сил налегая на меня, напомнив мне хищную грязную птицу, с которой мне пришлось сражаться в ночь после похорон. Несколько секунд она сопротивлялась с неестественной силой: бросалась, рвала на мне одежду, мертвой хваткой сжав кинжал. Наконец я прижал ее к полу, задыхавшуюся и выбившуюся из сил, с яростно сверкавшими глазами, вырвал у нее из руки оружие и занес его над головой.