Уолтер Тевис - Ход королевы

Она подняла взгляд на Векслера:

– Пешка на седьмое поле ферзя.

Он вытаращил глаза:

– Ого, как быстро!

– Вот видишь, Хилтон, – заулыбалась Дженни.

Бенни все это время молча за ними наблюдал.

– Как насчет сеанса одновременной игры? – внезапно спросил он Бет. – Сыграй с нами со всеми.

– Только не со мной, – помотала головой Дженни. – Я даже правил не знаю.

– А у нас хватит досок и фигур? – поинтересовалась Бет.

– Все, что нужно, есть в шкафу на полке. – Бенни сходил в спальню и вернулся с большой картонной коробкой. – Разложим на полу.

– Какой контроль времени? – спросил Левертов.

Бет вдруг пришла в голову идея:

– Давайте в быстрые шахматы.

– Это даст нам преимущество, – заметил Бенни. – У нас будет больше времени на обдумывание, чем у тебя.

– Я хочу попробовать.

– Напрасно, – сурово покачал головой Бенни. – В быстрых шахматах ты не сильна. Забыла?

Бет с внезапной яростью отреагировала на это напоминание о своем разгроме:

– Ставлю десятку, что ты проиграешь.

– Если ты спустишь на тормозах остальные партии и все время употребишь на то, чтобы уделать меня, будет нечестно, – заявил Бенни, и ей захотелось его ударить.

– Тогда ставлю десять долларов на каждую партию. – Она сама удивилась, насколько жестко это прозвучало. В духе миссис Дирдорфф.

Бенни пожал плечами:

– Ладно. Твои деньги – тебе решать.

– Давайте положим три доски на полу по кругу, а я сяду в центре.

Они так и сделали, поставив возле каждой доски шахматные часы. В последние несколько дней разум Бет был необыкновенно ясным, и теперь она играла решительно и точно, сразу начав атаку на трех досках. Победила во всех трех партиях с запасом времени.

Когда игра закончилась, Бенни молча ушел в спальню, вернулся с бумажником, достал оттуда три десятидолларовые банкноты и протянул их Бет.

– Давай еще раз, – сказал он. В голосе его звучала то ли обида, то ли злость, и Бет представила себе, что теми же словами он мог бы говорить и о сексе: «Давай еще раз». Если Бенни этого хочет, она не откажется. Бет принялась заново расставлять фигуры и пешки.

Они снова расселись на полу около досок, и Бет сыграла белыми на всех трех. Теперь доски лежали перед ней веером и не нужно было вертеться вокруг своей оси, но Бет все равно на них почти не смотрела – только для того, чтобы сделать очередной ход. Она играла на досках, четко нарисовавшихся в ее воображении. Механические движения – протянуть руку и переместить фигуру или хлопнуть по кнопке часов – не требовали усилий. Положение Бенни было безнадежным, когда упал флажок на его циферблате, при этом у Бет осталось время в запасе. Он дал ей еще тридцать долларов, и она предложила сыграть еще раз, но Бенни сказал:

– Нет.

В комнате возникло напряжение, и никто не знал, как разрядить обстановку. Дженни попыталась обратить все в шутку, заявив: «Это в нем говорит мужской шовинизм», – но не помогло. Бет злилась на Бенни, была в бешенстве от того, что он позволил так легко разгромить себя, и от того, как он отреагировал на проигрыш – старался выглядеть так, будто его это ничуть не задело, будто ее победа не имеет значения.

А потом вдруг Бенни сделал нечто удивительное. Раньше он сидел по струнке, выпрямив спину, а теперь привалился к стене, вытянув ноги на полу, и расслабленно выдохнул:

– Ну, детка, по-моему, ты меня уделала.

И все засмеялись.

Бет покосилась на Дженни, сидевшую на полу рядом с Векслером. Дженни, прекрасная и умная Дженни, смотрела на нее с восхищением.

Следующие несколько дней Бет и Бенни провели за изучением советского «Шахматного бюллетеня», проштудировав выпуски до 1950-х годов. Время от времени они играли партии между собой, и каждый раз Бет выигрывала. Она почти физически ощущала, как преследует Бенни по доске и загоняет его в угол. Это приводило в изумление их обоих. В одной партии она пошла в открытую атаку на его ферзя на тринадцатом ходу, и он вынужден был опрокинуть на бок короля на шестнадцатом.

– Н-да, – протянул Бенни, – за пятнадцать лет со мной никто такого не проделывал.

– Даже Боргов?

– Даже Боргов.

Иногда из-за шахмат Бет ночами напролет лежала без сна. Это было почти как в «Метуэне», только теперь она не чувствовала болезненного напряжения и не боялась бессонницы. Вытягивалась на надувном матрасе на полу в гостиной, слушая шум полуночного Нью-Йорка, залетавший сквозь открытое окно эркера, и продолжала изучать шахматные позиции в уме. Они вырисовывались перед мысленным взором как никогда отчетливо и объемно. Транквилизаторы она давно не принимала – это способствовало ясности сознания. Теперь уже Бет не разыгрывала партии от начала до конца – она разбирала отдельные позиции, ставшие классическими из-за своей сложности.