— А может, не стоит всех под одну гребенку? — спросила Люба. — Я знаю людей, добившихся успеха законным путем.
— Да мы не возражаем, — согласился Федорыч. — Честные люди всегда были. Но их мало. Посмотрите, что в России нынче происходит! Настоящий дурдом! Растаскивают последнее. Какие заводы и фабрики от Советской власти им достались! А? Гиганты! И что они с ними сделали?
— Во-во! Прав, Федорыч! С молотка Россию пустили.
— А молодежь какая нынче? Вы посмотрите! Страм! — подала голос, молчавшая до сих пор старушка с благообразным лицом.
— Верно. Я, к примеру, как в окно ни посмотрю, там каждый вечер девицы с парнями обнимаются по кустам. Эти, детдомовсие-то, — с фальшивым раздражением произнес лысый.
— А ты, Пахомыч, меньше за девками-то подсматривай. Небось завидно? — съязвила тонкоголосая.
Все засмеялись.
— А врачи! — не унимался Федорыч. — Сплошные Ионычи. Бесплатно лечить никто не будет. Нет, что ни говори, а Чехов вечно живой будет со своими героями.
— Правда, правда! Взять нашу Нинелку. Только перед мужиками хвостом крутить, а нас лечить, вишь, не ее дело. Придет, сунет градусник, вот и все лечение, — вступила в дискуссию старушка с узким, похожим на лисью мордочку, лицом.
— Не говори, Тимофевна! — поддакнула ей тонкоголосая. — Я давеча лекарства от давления попросила, так она валерьянки дала, и все. Мол, денег нет на дорогие препараты.
— Это вы зря так ополчились на Нинель, — вступился за врача Пахомыч. — Мне недавно курс уколов прописала. Лекарство импортное какое-то, не помню названия…
— Хм! Так на то ты и мужик! С мужчинами у ней другие отношения, особенно с теми, у кого квартиры приватизированные, — хихикнула Тимофеевна.
Внезапно заговорила старуха в инвалидной коляске. В наступившей тишине она одышливо выкрикивала короткие фразы:
— А я жалею, что отдала квартиру родственникам! Уж лучше Нинельке! Может, взамен уход за мной был бы человеческий. Никакому Чехову не снилась моя жизнь! В молодости у меня от женихов отбоя не было. Потом вышла за умного и благородного мужчину. Он занимал высокий пост, а меня на руках носил. Я купалась в мехах и бриллиантах. Не верите? Да! Не каждой такая удача выпадает! Я окончила институт, работала научным сотрудником, имею опубликованные труды! Но Бог не дал нам детей. Вот несчастье всей моей жизни! Муж умер. Я осталась одна. А потом этот проклятый диабет. Потеряла ногу. И никому не нужна! Младшая сестра взяла к себе лишь для того, чтобы обобрать меня. А потом спихнула в этот интернат, — без паузы, с горьким надрывом, она обратилась к Тимофеевне: — Нина Тимофеевна, увези меня в комнату!
Тимофеевна послушно взялась за ручку коляски и осторожно покатила ее к дверям. Проходя мимо Любы, она приостановилась и, жеманно улыбаясь, спросила:
— Вы, Любовь Антоновна, наверное, думаете-гадаете: где сейчас ваш брат? Наверное, ждали его на конференцию?
— Вообще-то да, — упавшим голосом произнесла Люба.
— У Нинелки они с Петровичем. День рождения отмечают.
Как только за ними закрылась дверь, Пахомыч не удержался от комментариев:
— Вот и докупалась в бриллиантах-то! Ибо сказано: время собирать камни…
— Уж помолчал бы, Пахомыч! — оборвала его тонкоголосая старушка. — Чем мы-то с тобой лучше? Нас тоже спихнули и не поморщились.
У Любы пропало желание продолжать «конференцию». Она, стараясь не выдавать своих эмоций, вновь вернулась к прочитанному в самом начале рассказу, в двух словах проанализировала его идейно-художественное своеобразие, на радость слушателям проведя параллели с современной жизнью.
Старики поблагодарили за «доставленное удовольствие» и ушли. Оставшись одна, Люба дала волю чувствам. Она ходила по просторной комнате отдыха и переваривала новость, сразившую ее наповал: «Это что получается, господин Чащин, опять вы за свое? В памяти, без памяти, амнезия, желтуха, понос — ничего тебя не берет! Как был бабником, так им и остался! И Всеволод Петрович туда же, старый донжуан, болтун, маразматический сластолюбец! Теплую компашку организовали — междусобойчики, веселье до икоты… Наверное, и в «бутылочку» играют с этой жабой. Вот она, значит, какая «новая жизнь»! А я-то хороша! Приперлась, реву тут белугой, унижаюсь… Дурища! Посмешище! Прекраснодушная хавронья! Господи! Стыд какой! Нет! Сейчас же уезжаю из этого вертепа. Ни секунды здесь не останусь. Хватит с меня!»
Люба выскочила за дверь и почти бегом помчалась по коридору. Повернув за угол, она попала в объятья Игоря. Вернее, она столкнулась с ним на всей скорости и, если бы он вовремя не отреагировал, отступив одной ногой назад, они скорее всего оба упали.
Читать дальше