Авраам Иегошуа - Поздний развод

Принесли пирожные и кофе. Я сидела, совершенно ошеломленная этим взрывом признаний. Таким фантастическим и неожиданным проявлением враждебности. Такой жестокости. Он глядел на меня не отрываясь, таким взглядом смотрел иногда на меня Аси, но взгляд его был много менее суровым. Неудержимый поток, обрушившийся на меня, был столь же музыкален, сколь и суров. Кто это хотел его убить? Великий боже, о чем это он здесь толкует? Правильно ли я все расслышала? Должно быть, он тоже болен. Что это за семейство, в котором я оказалась? Я содрогнулась от страха. А он наклонился над тарелочкой с пирожными и стал с видимым наслаждением обнюхивать их. Затем достал две зеленые таблетки и начал их жевать.

– Это чтобы проснуться. Я добирался более семи часов и все еще не могу прийти в себя. У меня затекли ноги… такого со мной никогда раньше не случалось. Должно быть, становлюсь стар… тебе не кажется?

И он откусил пирожного.

– Я хотел написать твоим родителям и извиниться перед ними… и перед тобой, разумеется, тоже. Я предпринял некоторые усилия, чтобы разузнать о них побольше… через своих друзей в Иерусалиме. У них, как мне сказали, есть магазин бакалеи, так что выходит, они вполне порядочные и обеспеченные люди. Скромные венгерские евреи… Я правильно говорю? Вы из Венгрии?

Он перестал прихлебывать свой кафе и отломил еще кусочек пирожного и, положив его в рот, стал медленно жевать, всем своим видом выражая глубочайшее удовольствие от этого процесса.

– Но в конечном итоге вы так ничего и не написали, – пробормотала я.

Он прикоснулся к мой руке:

– Я не был уверен, что они это правильно поймут… мне пришлось бы начать все объяснения с самого начала… и это при том, что они уже успели узнать обо мне… такие обычно очень болезненно реагируют на неприятности в семейных отношениях. Я все-таки написал одну страницу… и отправил ее в корзину для бумаг… но дал себе слово, что однажды я объяснюсь начистоту. И вот теперь я здесь, один, наедине с тобой… и ты так мила… и то, как ты расцеловала меня… так сердечно, прямо посредине улицы, без малейшего колебания. Ты не только красива – это бывает… но у тебя есть характер… и я очень рад тому, что все получилось именно так и что наше знакомство состоялось, так сказать, тет-а-тет, без свидетелей, потому что, случись здесь Аси, он немедленно стал бы спорить со мной. Всю свою жизнь он только этим и занимается. Мне кажется, это началось с момента его появления на свет, прямо с колыбели. К счастью, сейчас у него для этого есть достаточно студентов, с ними он может спорить сколько угодно, и я полагаю…

Мощь этого потока своеобразной речи захлестнула меня, я была к подобному не готова, а потому сидела оцепенев, заливаясь краской, солнце слепило меня, гул вокруг оглушал, то и дело я ловила на себе чьи-то взгляды. Аси скоро доберется до дома. Все свалилось на меня так неожиданно. Голова моя шла кругом. Эмоции захлестывали. Он положил в рот остатки пирожного, допил кофе и сидел с закрытыми глазами, улыбаясь чему-то, известному лишь ему одному. Затем открыл глаза и огляделся.

– Но я… я не поняла… кто пытался вас убить?

Он пристально поглядел на меня. Достал зажигалку и сильным движением пальца зажег.

– Ты на самом деле не знаешь? Никто ничего тебе не говорил? Никогда? Похоже, что Аси всерьез заботится о нашей семейной чести. Как давно вы женаты? Что-то около двух лет, верно? Если за это время ты его не бросила, думаю, что и в дальнейшем не сделаешь из-за этого, ха-ха-ха!

Этот внезапный и странный смех изумил меня.

– Из-за… этого?

– Не бери в голову. Если они ничего тебе не сказали, значит, это не имеет значения. Давняя история. Все в прошлом.

Но внезапно он прямо на моих глазах переменился, придвинулся ко мне вплотную, весь окутанный облаком дыма, и лихорадочно начинает бормотать, выплевывая слова:

– Ты спросила меня – «кто?» Она, кто же еще. Как ты полагаешь, почему она находится там, где она сейчас, а я – здесь, рядом с тобой? Интересно, заикались ли они хоть раз об этом при тебе. Похоже, что нет. Ну хорошо, тогда… тогда… когда-нибудь, годы спустя, когда меня уже не будет, Цви расскажет тебе, как он своими глазами увидел меня валяющимся на полу возле кухни в луже собственной крови…

Он ослабил галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке и продемонстрировал мне розовые полосы на горле и груди, хорошо видные среди седых волос, – лучи солнца играли у него на лице. Он снова дотронулся до моей руки.