Фрэнсис Бернетт - Как стать леди [litres]

Пришло время вечернего чая. Эстер ненадолго отлучилась, в это время слуга внес поднос со всем готовым для чаепития. Он нес его с той забавной торжественностью, с которой некоторые слуги мужского пола выполняют даже самые малые домашние обязанности. В последнее время они часто пили чай в будуаре Эстер. Правда, леди Уолдерхерст предпочитала чаю стакан молока, так как миссис Купп уверила ее, что чай «нервирует». Эмили села за столик, налила чай в чашку для Эстер – она знала, что та скоро вернется, и хотела, чтобы все уже было для нее готово, и стала ждать. В коридоре послышались шаги миссис Осборн, дверь открылась, и в этот миг Эмили поднесла к губам стакан с молоком.

Потом она не могла даже точно описать, что произошло. Она только помнила, как Эстер метнулась к ней, выбила стакан у нее из рук и он, проливая содержимое, покатился по полу. Миссис Осборн стояла перед ней, сжимая и разжимая руки.

– Вы это пили? – воскликнула она.

– Не успела, – растерялась Эмили.

Эстер Осборн без сил опустилась в кресло и, наклонившись вперед, закрыла лицо руками. Казалась, она на грани нервного срыва и сдерживается лишь немыслимым усилием воли.

Леди Уолдерхерст сама стала белой, как молоко, однако сидела спокойно и молча смотрела на Эстер.

– Подождите, пожалуйста, подождите, – задыхаясь, проговорила Эстер. – Подождите, пока я приду в себя. Я расскажу вам все. Я расскажу.

– Хорошо, – слабым голосом ответила Эмили.

Ей показалось, что она просидела так минут двадцать, не меньше, молча глядя на тонкие руки, которыми закрывалась Эстер. Но на самом деле прошло от силы пять минут, прежде чем миссис Осборн опустила руки и нервно сжала их между коленями.

Она заговорила очень тихо, чтобы никто со стороны не мог ее расслышать.

– Вы понимаете, – спросила она, – что вы означаете для нас, для меня и моего мужа?

Эмили покачала головой. Ей это показалось проще, чем произнести хоть слово – так она была поражена.

– Да, думаю, что не понимаете. Вы, похоже, вообще ничего не понимаете. Может, потому что вы так невинны, а может, потому что так глупы. Вы представляете собою то, что мы имеем право ненавидеть больше всего на свете.

– И вы тоже меня ненавидите? – переспросила Эмили, чтобы хоть как-то протянуть время, пытаясь внутренне приспособиться к этой чудовищно невероятной ситуации, понимая, однако, что это совершенно бессмысленный вопрос.

– Порою – да. А порою нет, к удивлению для самой себя.

Она помолчала, глядя вниз, будто силясь прочесть на ковре ответ, а потом снова подняла глаза и продолжала приглушенным голосом:

– Когда я не испытываю к вам ненависти, думаю, это происходит потому, что мы обе… Мы обе женщины в особом положении. Но перед этим все было по-другому.

В глазах Эмили появилось то самое выражение, которое Уолдерхерст однажды сравнил с выражением глаз «той милой зверушки, которую он видел в зоопарке». Из этих глаз выкатились две чистые и честные слезы.

– Вы можете мне навредить ? – нерешительно спросила она. – Вы можете позволить другим нанести мне вред?

Эстер наклонилась еще дальше вперед, глаза ее яростно сверкали, она вся дрожала.

– Да неужели вы не понимаете ? Как вы не видите ? Если бы не вы , то мой сын стал бы маркизом Уолдерхерстом – мой , а не ваш!

– Я понимаю, понимаю, – пролепетала Эмили.

– Слушайте! – сквозь зубы продолжала миссис Осборн. – Пусть так, но есть вещи, которые я не могу вынести. Я думала, что могу, но нет. И неважно, почему. Скажу вам правду. Вы значите собою слишком многое. Вы – громадное искушение. Поначалу никто ничего не планировал. Все происходило постепенно. Видеть, как вы улыбаетесь, как вы радуетесь, как вы обожаете эту чопорную свинью Уолдерхерста – это было невыносимо, и в наших головах начали возникать всякие идеи, они стали развиваться, разрастаться, потому что их постоянно что-то подкармливало. Если Уолдерхерст приедет домой…

Леди Уолдерхерст положила руку на лежавшее перед нею на столе письмо.

– Я получила от него утром известие, – сказала она. – Его отослали в горы, потому что у него случилась небольшая лихорадка. Ему прописали покой. Так что, как видите, он пока не может приехать.

Она дрожала, несмотря на то что приказала себе сохранять спокойствие.

– Что было в молоке? – спросила она.

– Тот индийский корень, который Амира давала деревенской девушке. Вчера ночью я сидела под деревом и слышала, как они об этом говорят. Об этом корне знают только индийские женщины, и то немногие.