Фрэнсис Бернетт - Как стать леди [litres]

– Спасибо, Джейн, – тихо проговорила леди Уолдерхерст. – Небо сегодня такое красивое, я хотела, как всегда, постоять, полюбоваться закатом. И я бы упала в воду, там, где, говорят, нет дна. И никто бы ничего не увидел и не услышал, если бы не вы.

Она схватила и сжала руку Джейн. Она смотрела на аллею, обсаженную высокими деревьями, на аллею, в которой в этот час кроме нее никого не бывало. Как одинока она была, как одинока!

Садовник удалился. Выглядел он куда менее уверенно, чем когда появился здесь вместе с Джейн. Леди Уолдерхерст медленно поднялась с поросшего мхом ствола.

– Не говорите мне сейчас ничего, Джейн, – попросила она горничную и побрела к дому. Джейн следовала за ней на почтительном расстоянии.

Эмили прошла к себе и прилегла. Доказательств, что это была не случайность, нет никаких. Никаких. Именно это и повергало ее в такой ужас. По мостику давно никто не ходил, он был старым, да и с самого начала не очень надежным и крепким – теперь она вспомнила, что Уолдерхерст как-то сказал, что его следовало бы осмотреть и укрепить. Она часто опиралась на эти перила, и однажды ей самой показалось, что они стали какими-то немного шаткими. Что она могла сказать, кого могла обвинить в том, что прогнившая деревяшка сломалась?

Она в отчаянии стукнула по подушке. А еще был этот кусок, отвалившийся от балюстрады, тот, который заметила и подобрала Джейн, прежде чем она успела на него наступить по пути на ужин… Но как рассказать мужу, или леди Марии, или еще хоть кому-то, что она считает, будто благородный английский джентльмен, даже если он и лишился надежд на наследство, строит против нее козни? Это все выглядит как отвратительная мелодрама. Она в ужасе закрыла лицо руками, представив холодное удивление лорда Уолдерхерста и изумленно-ироничную улыбку леди Марии.

– Она решит, что я истеричка, – в отчаянии воскликнула Эмили. – А он подумает, что я вульгарная, глупая, беспокойная особа с дурацкими идеями, что я выставляю его на посмешище. Капитан Осборн – член его семьи. Кто я такая, чтобы обвинять его в преступлении? И все равно, сейчас я уже была бы в этом бездонном пруду, и никто бы ничего не узнал…

Если бы эта история не казалась невероятной ей самой, если бы она была хотя бы немного увереннее в себе, она бы, наверное, не чувствовала себя такой потерянной и одинокой.

Ну конечно, Амира, которая так любила Эстер, должна была ненавидеть ее соперницу. Ревнивая туземка вполне способна на грязные трюки, которые ее извращенному уму могли казаться правильными, потому что служили благой, по ее представлениям, цели. Вполне возможно, что капитан Осборн ничего об этом не знает. Подумав об этом, она вздохнула с облегчением. Ну конечно, он ничего не знает! Это было бы слишком ужасно, слишком опасно, он не способен на такое отчаянное зло!

Но все же, все же… Если бы она упала с лестницы и разбилась насмерть, наказали бы только того, кто отвечал за порядок в доме и допустил такую небрежность. Если бы она оперлась о перила и упала в бездонные черные воды, виновата была бы прогнившая деревяшка. Она промокнула платочком выступивший на лбу холодный пот. Выхода не было.

Зубы у нее отбивали дробь.

– Они могут быть ни в чем не виноваты. Или могут затаить в сердцах убийственную злобу. Я ничего не могу доказать. И ничего не могу предотвратить. О, прошу, молю, возвращайся домой! – воскликнула она в отчаянии.

В голове у нее оставалась лишь одна четкая мысль: ей ничто не должно угрожать. Она должна быть в безопасности. Она наконец призналась себе, облекла в слова то, о чем прежде не позволяла себе и думать.

– Если я сейчас умру, – сказала она с обезоруживающей серьезностью, – он себе этого не простит.

А потом произнесла:

– Не важно, какой нелепой, вульгарной или глупой я могу показаться, я должна сберечь себя, пока не произойдет то, что должно произойти… Я напишу и попрошу его постараться вернуться домой.

Это было именно то письмо, которое попалось на глаза капитану Осборну в стопке другой ожидавшей отправки корреспонденции. Он взял его, чтобы внимательно просмотреть.

Эстер сидела в своем будуаре у открытого окна. Она сама задула свечи, потому что хотела, чтобы ее окружала эта бархатная темнота. За ужином ее муж взволнованно выспрашивал у Эмили об инциденте со сгнившими перилами, все еще бледная Эмили ему отвечала. Сама Эстер помалкивала и была рада, когда смогла под благовидным предлогом наконец-то уйти к себе.